Мое падение (СИ)
Сердце в груди как будто застыло, замерло и отказывается биться, принять правду. Оно не верит. Разве могли так искусно лгать его глаза, его ласкающие руки, губы, его фразы про нехватку воздуха? Слезы начинают катиться сами по себе. Быстро утираю их ладонями. Мне надо уйти отсюда. А куда мне сейчас идти? Домой, в давящие стены я не хочу. Поднимаюсь со скамейки, медленно иду к выходу, стараясь держаться, не плакать на публике, ни привлекать внимание. Выхожу из парка, иду вперед, в никуда. Телефон, который я сжимаю онемевшими пальцами, оживает в моих руках. Смотрю на дисплей. Дан. Проснулся? Неужели ворона передала, что я звонила. Лучше бы она этого не делала, не хочу его слышать, не могу ответить на звонок. Потом. Позже, когда я приду в себя, я отвечу ему. Выскажу все, что я о нем думаю. Задам вопросы. Пошлю на хрен, в конце концов. Но не сейчас. Не хочу, чтобы он сейчас слышал мой надломленный голос. Он не увидит мою слабость. Я не доставлю ему этого удовольствия. Телефон замолкает, и тут же оживает снова. Не реагирую, иду вперед. Какая-то машина едет за мной, настойчиво сигналя, оборачиваюсь – это Леха. Леша! Быстро подхожу к машине, сажусь вперед. Я так рада его видеть. Именно сейчас – он тот, кто мне нужен.
- Гуляешь?! – улыбается, но при взгляде на меня улыбка сползает с его лица. Видимо, все написано на моем лице.
- Что случилось? – взволнованно спрашивает он, осматривая меня. Сглатываю, пытаясь прочистить горло.
- Леш. Леша. Ты по-настоящему меня тогда любил? – Леша застывает, находясь в замешательстве.
- Да, – спокойно отвечает он.
- Тебе было очень больно, когда я сбежала со свадьбы? Сердце разрывалось на осколки и дышать было не чем?
- Да, – еще тише, почти шепотом.
- Леша, родной, прости меня, пожалуйста, умоляю. Я только сейчас поняла, как тебе было больно. Прости, если сможешь. Я… я не любила тебя. А ты заслуживаешь лучшего. Ты мне как брат, друг, родной человек, – я начинаю глотать воздух. Сейчас я понимаю, как мерзко с ним поступила. Я понимаю, насколько ему было больно. Кидаюсь ему в объятья. Цепляюсь за плечи, прижимаюсь к нему. И чувствую столько теплоты. Леша обнимает меня в ответ, гладит по спине.
- Ну что ты, девочка моя, – «девочка моя». Раньше, когда мы были вместе, он так меня называл. – Тсс, все уже в прошлом. Все прошло. Я все понимаю, родная. Я пережил, переболел. И может, это даже к лучшему. Ты не любила меня, как я тебя любил. В итоге, мы оба были бы несчастны. А так, у нас появился шанс на будущее, – почему, ну почему я не могла влюбиться в него? Он бы сделал меня самой счастливой женщиной на земле.
- Ты прав. Я бы не сделала тебя счастливым. А ты, как никто другой, этого заслуживаешь. Прости меня, пожалуйста.
- Да что ты заладила, прости, да прости. Я давно все понял и простил тебя. И не держу зла. Ты тоже мне родной человек. Ну… что ты…. девочка моя? Что случилось? Кто тебя обидел? – утыкаюсь ему в грудь, чувствуя себя легче. С Лешей рядом мир кажется чище, лучше.
- Не спрашивай меня, пожалуйста, об этом. Я пока не могу тебе всего рассказать, – говорю ему в грудь.
- Новый мужчина? Что он тебе сделал? – напряженно, настороженно спрашивает Леха.
- Ничего, абсолютно ничего. Я сама себя обидела. Сама виновата… И…. Я не хочу сейчас о нем говорить.
- Ну хорошо. В душу не лезу. Но ты же знаешь, что я всегда готов тебе помочь?
- Знаю. Спасибо, – я опять всхлипываю, пытаясь подавить предательские слезы от резонанса теплоты Леши и холодности Дана. Леха отстраняет меня от себя за плечи, смотрит в глаза.
- Ты плачешь.
- Нет, – отрицательно качаю головой, пытаясь выдавить из себя улыбку.
- Так не пойдет. Поехали в наше любимый кафетерий. Выпьем латте, закажем твой любимый десерт.
- А, поехали, – соглашаюсь я. Посидим как раньше. Ты расскажешь мне о Маришке. Поболтаем обо всем и ни о чем, как раньше.
- Поехали. Все, как ты хочешь, только не грусти.
Дан
Все неожиданно закрутилось и понеслось на полной скорости. Еще вчера все было хорошо. По крайней мере, мне так казалось. Какой раз убеждаюсь, что мое решение уйти из полиции было верным. Потому что им не важно, кто виноват и в чем дело. Им нужна четкая, отчетная раскрываемость. Следоки не виноваты, простые менты и криминалисты тоже. Начальство требует раскрываемости по плану. Как хочешь найди виновного и закрой дело.
Моих парней, нашедших труп подруги Инны, тут же закрыли, обвиняя во всех смертных грехах. Делая из них маньяков, извращенцев. Не принимая во внимание ни одного их довода, и не учитывая ничего, до выяснения обстоятельств, которые выяснять пришлось мне. Под ухо ныла и бесила Инна, прося не оставлять ее одну, жалуясь, что ей страшно. Времени ее успокаивать не было. Отвез ее в общежитие, наказывая не выходить за его пределы.
Парней я вытаскивал долго, пришлось подключить все мыслимые и не мыслимые связи. На следующей день они были свободны. Телефон давно сдох, моральных сил не оставалось. Я безумно хотел к своей злой и ревнивой женщине. Я даже знал, что она уже накрутила себя, возомнила то, чего нет. Я почти добрался до ее дома, как мне позвонила Инна. В страхе, даже в ужасе, просила немедленно ее забрать, приехать к ней. Ей поступали сообщения и звонки с угрозами, обещаниями, что следующую в лесу найдут ее. Пришлось разворачиваться и ехать назад. В долбанный день, который начался вчера и никак не мог закончиться. Выслушал истеричные разъяснения Инны. Проверил ее сети и телефон. Ей действительно угрожали, и она действительно безумно боялась, тряслась от страха. Забрал ее к себе домой. Закрыл в квартире, бросаясь на поиски этого извращенца. Ночью я не выдержал, сорвался к Ксении. Сил не было ни на разговоры, ни на объяснения. Я просто хотел, чтобы она почувствовала меня, а я ее. Я дико по ней соскучился. Мне нужен был кислород, чтобы выдержать еще один удушливый день. Рано утром меня разбудила вибрация телефона. Чертовы менты опять зацепили моих ребят, говоря о том, что нашли доказательство их причастности к убийству девушки. И все понеслось заново.
Не хотел будить Дюймовочку, я мучал и терзал ее всю ночь. Она должна была набраться сил. Выспаться. Глубоко вдохнул ее сладкий медовый запах, невесомо прошелся губами по ее приоткрытым губам. Покинул ее, планируя позвонить ей позже, когда она проснется. Заехал домой, переоделся, приказал Инне не высовываться, пока я не разрешу. Пока не решу вопрос ее безопасности. И она беспрекословно согласилась ждать меня дома. Уже подъезжая к изолятору, я понял, что забыл телефон дома. Времени возвращаться не было. К обеду окончательно, с большим трудом и за немалые деньги вытащил парней. Развез их по домам, приказывая пока не высовываться. Рванул домой за телефоном. Застал Инну, разговаривающую по нему.
Маленькая сучка ответила разыскивающей меня Дюймовочке, наотрез отказываясь признаться, что она ей наговорила. Инна кричала, что ничего такого не сказала, что просто объяснила, что меня нет. Но я видел по ее бегающим глазам, что она сказала больше. Я был в ярости, в гневе. Вырвал у нее телефон, приказывая не лезть в мою жизнь. И тут началась непонятная мне бабская истерика. Она требовала ответа, что у меня с Дюймовочкой, как будто имела на это право. Мне было абсолютно плевать на ее истерики и вопли. Мне нужно было найти свою женщину, успокоить ее. Вышел из квартиры, громко хлопнув дверью. Набрал номер Ксении. Она не ответила, ни на первый звонок, ни на второй, ни на третий. Хотелось расхреначить это в чертов аппарат.
Дома ее не оказалось. От незнания того, где она и что делает, о чем думает, мне сносило крышу. Попросил Ромку отследить ее телефон. Маяк мигал в стороне городского парка. Я нашел ее недалеко от парка, она просто шла вперед, медленно, не замечая ничего вокруг. В тонкой летней тунике, белых брюках, но гордо, на шпильке. Я уже почти вышел из машины для того, чтобы догнать, прижать к себе и сказать, что все совсем не так, как она себе на придумывала. Меня остановила темно-синяя машина. Я знал, кому она принадлежит. Я уже давно пробил все номера и адреса ее бывшего жениха. Его машину я бы узнал с закрытыми глазами.