Разбитый сосуд (ЛП)

На обратном пути Салли ушибла большой палец об отжимной валик, и пока девушка подпрыгивала от боли, ругаясь себе под нос, порыв ветра задул свечу.
- Проклятье! – прошептала она. – Нет уж! Я не пойду спать, пока хоть что-то могу видеть!
Девушка наощупь двинулась в почти кромешную тьму. Никого не было слышно, и Салли прокралась к двери в сад и нащупала щеколду. Перед там как выйти на свежий воздух, девушка поплотнее закуталась в шаль и подняла подол ночной рубашки, чтобы не испачкать его в грязи. Дождь прошёл, но теперь висел густой туман, слегка разбавленный лунным светом. Она едва могла различить, где кирпичная стена, что ограждала сад, встречалась с небом.
Преступник мог попасть в дом к девушкам через дверь в сад, но это сложнее, чем через подвал. Эта дверь не запиралась, но чтобы проникнуть в сам сад, нужно миновать дверь, запертую на дюжий висячий замок, который пришлось бы ломать. Кирпичная ограда высока, хотя ловкий верхолаз мог бы преодолеть её, даже не смотря на жутковатые шипы наверху. Попав в сад, злоумышленник мог выждать, чтобы убедиться, что никто не идёт в уборную или из неё, а потом прокрасться к задней двери. Или оставить прямо здесь что-нибудь для своего сообщника – записку, быть может, или лауданум.
Салли начала осматривать сад – она сама едва знала зачем, ведь без свечи в этом тумане ничего не видно уже за несколько шагов. Впрочем, можно было ориентироваться по уборной, что стояла в дальнем левом углу сада. Исходящее от неё зловоние растекалось в густом, влажном воздухе сада.
Внезапно она замерла и недоверчиво принюхалась. Кроме вони от уборной в воздухе был и ещё один запах – невозможный, но спутать его было с чем нельзя. Запах табака. Он шёл именно со стороны уборной. Салли зашагала к приземистому кирпичному строение, скользя по грязи. Там, где уборная соприкасалась со стеной сада, табаком пахло крепче всего. Сквозь туман проступала фигура и красноватый огонёк.
- Добрый вечер! – мягко поприветствовала её Проныра Пег.
Салли подскочила.
Пег рассмеялась и присела на пенёк, опершись спиной на ограду и продолжая покуривать короткую трубку. Горящий в ней неверный красноватый огонёк, освещал её миндалевидные глаза и высокие, острые скулы, отчего ирландка походила на лису ещё больше обычного.
- Почему ты бродишь тут в такую ночь?
- Может я просто пошла в уборную?
- Тогда почему ты ещё не там? – усмехнулась Пег.
У Салли с губ едва не сорвался острый ответ, но она сдержалась. Лучше использовать эту случайную встречу, а не устраивать сцену.
- Мне не спиться, – беспечно сказала она, – вот я и вышла побродить. Не привыкла быть взаперти. А потом учуяла твоё курево и пошла посмотреть, кто это тут дымит. Где ты его взяла и как спрятала от хозяек?
Пег не спеша выдохнула дым, но ничего не ответила.
- Меня прямо смешит, как тебе всё сходит в рук! – восхищённо отметила Салли. – Никто другой не умеет так водить за нос Восковую рожу и этих куриц.
- Боже, это же проще некуда. Стена вокруг сада тут новая, но нетолстая, кирпичи и раствор держаться не очень крепко. Сам цепляется за каждый фартинг, что может сэкономить. Тут полно дыр и щелей, где я могу оставить что-нибудь в уплату, а мои приятели снаружи – взять это и принести мне табак – или что ещё моя душа пожелает.
- Ну ты и проныра!
- Я знаю пару хитростей. Как думаешь, где я прячу табак?
- Не знаю. Где?
- В греческой вазе в кабинете Самого!
- У Восковой рожи? А если он найдёт?
- А как? Зачем ему заглядывать внутрь – ваза у него просто для украшения. Нет, там моему табачку ничего не грозит, а я могу брать его, когда захочу. Разве не я убираюсь в том кабинете каждый день? – она самодовольно улыбнулась. – Поверь, даже в таком месте можно хорошо жить. Я могу добыть тебе что угодно, если сможешь заплатить мне.
- А если бы я хотела лауданума? Смогла бы ты его достать?
Глаза Пег сузились.
- О чём это ты?
- Не знаю. Я просто подумала, что никто не знает, откуда у Мэри появился лауданум и… – Она позволила своим словам многозначительно повиснуть в воздухе.
 
- Это была не я, – глаза у Пег были весёлые и в них ничего не читалось. – А если бы это была я, ты же не ждешь признания, а? Наверняка это преступление – помогать кому-то покончить с собой.
- Ну и что, ты все равно должна знать о смерти Мэри больше всех. Мимо тебя тут ничего не проскочит.
- Может я и знаю.
- Так расскажи! Я умираю от любопытства!
- Боже, и почему я должна рассказывать?
- Ну, не будь занудой! Я никому не раззвоню.
Пег задумчиво выдохнула дым.
- Я подумаю.
- О, ну я же не собираюсь допытываться до тебя с ножом у горла, – мило сказала Салли. – Не твоя вина, что ты знаешь не больше остальных.
- Мне твоё сочувствие не нужно! Я много чего знаю – но не настолько глупа, чтобы трубить об этом, когда Мэри умерла. Мы перебросились с ней парой слов, а пару дней спустя она в ящик сыграла[35]. Она просила об услуге и дала за это пару шёлковых чулок.
- А что она хотела?
- Передать письмо так, чтобы никто про это не знал. Так что в следующий раз, когда я прибиралась у Самого, то стащила пару листов бумаги и карандаш.
- Когда это было?
- В субботу, перед тем как она умерла.
На там письме стояла дата – вечер субботы. Все сходилось. Письмо было написано на одном листе бумаги, но Мэри упоминала «внешний листок», на котором был адрес. Только сейчас Салли подумала, что это довольно странно. Она никогда не писала много писем, но знала, что обычно люди пишут на одной стороне листка, складывают его, надписывают адрес и запечатывают. А больше листов – больше плата. Конечно, Мэри нечем было запечатывать письмо, так что ей понадобился второй лист. Как досадно, что к ним в руки попал только первый! Если бы они с мистером Кестрелем знали, кому это письмо, они могли бы думать о том, кем была сама Мэри.
- А что случилось потом? – спросила Салли.
- На следующее утро Мэри вернула мне карандаш, а я подкинула его обратно в кабинет Самого. Письмо она мне не дала, – беспечно добавила ирландка. – Наверное, так и не написала.
- А почему она должна была отдать его тебе?
- Чтобы я отправила его, конечно.
- Как?
- Боже, у тебя что, мозги как у голубя? Сумка для почты – в кабинете Самого. Я могла подсунуть туба лишнее письмецо, и никто бы не заметил. Мы с Мэри договорились, что я помогу ей с письмом, но она так и не отдала мне его. Я же не могу отправить послание, которого и в глаза не видела, а?
Салли снова задумалась над этим письмом. Его читали ей столько раз, что она запомнила всё почти наизусть. «Хвала небесам, есть человек, которому я могу доверить тайно передать его…» Она говорила о Пег? Стоит отдать Проныре должное – она была умелым и полезным союзником, если есть, чем заплатить ей. Но Салли сомневалась, что такая как Пег могла завоевать доверие Мэри.
- Больше она ничего об этом не говорила?
- Только не мне, – Пег встала, выбила трубку о стену и спрятала её в складках шали. – Нам лучше пойти.
Салли не смогла удержаться от вопроса:
- А ты не боишься, что Восковая рожа однажды тебя раскусит?
- Сам раскусит меня, когда рак на горе свиснет! Разве не я – его образцовая постоялица, его главный успех? Я постараюсь выжать из этого всё. Раздвигать ноги – это для тех, у кого не хватает ума заработать на хлеб по-другому. Я с этим завязала. В распутстве меньше джорджиков и больше проблем. Я рождена и воспитана как папистка, но там женщина может добиться разве что святости – и то после смерти, когда уже ни жарко, ни холодно. А теперь, в англиканской церкви я могу жить припеваючи, болтая о преобразованиях. Знаешь, кто такая Ханна Мор?[36] Сам навел меня на эту мысль, хотя вряд ли понимает это. Каждый раз, когда он показывает меня своим покровителям, он прославляет меня. Магдалина, вот кто я такая – пришедшая сестёр своих вести к свету!
 
- Так может Восковая рожа это понимает? Вдруг он использует тебя так же, как ты – его?