Даже если я упаду

Я пытаюсь подавить рыдания, рвущиеся наружу, но они все равно долетают до моих ушей, как и шаги в коридоре. Лора появляется на пороге комнаты Джейсона. Мой всхлип застревает в горле, прежде чем успевает овладеть мною, как обещает. Если я чему и научилась в отношениях с сестрой после ухода Джейсона, так это не плакать перед ней. Она совершенно не выносит чужих слез, срывается даже хуже, чем мама.

Лора цепляется за дверной косяк; пальцы ее босых ног подогнуты так, чтобы ни одной, даже самой крошечной частичкой, не переступить порог комнаты Джейсона. Я не в первый раз задаюсь вопросом, как она может так легко вычеркнуть его из своей жизни, решив, что годы любви ничего не значат. Да, я знаю, всем больно оттого, что Джейсона нет с нами, все мы страдаем из-за его чудовищной ошибки, но все равно он остается нашим братом. Мы по-прежнему семья, и мы должны любить друг друга, поддерживать друг друга и не предавать, даже когда обстоятельства подталкивают нас к этому.

– Почему ты никогда не навещаешь его? – спрашиваю я сдавленным от сдерживаемых слез голосом. – Он скучает по тебе. Очень. Ты тоже наверняка скучаешь по нему, Лор, я знаю.

Она ничего не говорит, но быстро моргает.

– Он знает, что его поступок непростителен, вот почему мы должны простить его. Он не… у него не все хорошо.

Лора перестает моргать, и я вижу влажный блеск в ее глазах. Едва громче, чем шепотом, она произносит:

– Мама сказала…

Мне не нужно говорить ей, что мама видит то, что хочет видеть.

Просить Лору о том, чтобы она навестила Джейсона, кажется немыслимым, но, может, она хотя бы зайдет к нему в комнату? Это ведь такая малость.

Я протягиваю к ней руку.

– Посиди со мной?

Взгляд Лоры, только что смягчившийся, становится диким и испуганным; пальцы впиваются в дверной косяк.

Боль в моей груди усиливается.

– Пожалуйста?

Но Лора не откликается. Джейсон любил ее – любит – так сильно, а она даже не переступает порог его комнаты.

– Он бы пришел к тебе, ты же знаешь. Что бы ты ни совершила. Он бы разбил палатку возле твоей камеры, если бы ему позволили, нашел бы способ прорваться к тебе, только бы тебе не было одиноко. Помнишь, как он заполучил для тебя Дакки? Он работал в зоомагазине у мистера Зеллнера, неделями чистил клетки, вставал каждый день в четыре утра, чтобы успеть до школы. Это после того, как нам пришлось вернуть котенка, потому что у тебя была аллергия. А помнишь космическую диораму в третьем классе, которую ты уронила и сломала вечером накануне сдачи? Он не спал всю ночь, переделывая ее вместе с тобой. Он отдал тебе свою рубашку, когда ты упала и порвала штаны в миссионерском походе. Ты хоть помнишь, как он обгорел на солнце? Он потом несколько дней не мог ходить в школу.

Мое сердце разрывается от этих слов, в каждом из которых – правда. Они должны тронуть и ее сердце, но нет. Она не отпускает дверной косяк, и босые ступни намертво прикованы к полу.

– Как ты можешь вот так запросто отвернуться от него? – Я дергаю головой, отвожу глаза, не в силах смотреть, как она отказывает ему даже в такой мелочи, когда он с радостью отдал бы свою жизнь за нее, за меня, за кого угодно из тех, кого любил. А он умел любить, любить без оглядки.

Мой взгляд останавливается на коллаже из фотографий, прикрепленных к стене над столом Джейсона, – его единственный вклад в украшение комнаты. Здесь много снимков, на которых он позирует с друзьями; а вот они с папой на рыбалке или с Лорой на качелях – момент украдкой запечатлела мама. Он улыбается ей сверху вниз, и по движению ее плеч можно угадать, что она тоже улыбается. Тут я вскакиваю с кровати, чтобы сорвать со стены эту фотку и показать ее Лоре, но, когда подхожу ближе, мой взгляд скользит к другой фотографии – ее загораживает настольная лампа, поэтому я не заметила ее с кровати.

Я видела ее не счесть сколько раз. До ареста Джейсона эта фотография служила аватаркой на всех его страницах в соцсетях и заставкой на телефоне. На ней Джейсон запечатлен со своей тогдашней девушкой, Эллисон. Она сидит у него на закорках, хохочет, обвивая руками его голые плечи; они оба мокрые, только что из воды. Джейсон, снятый в профиль, с улыбкой оглядывается на нее. Помню, впервые увидев фотографию, я поверила брату, когда он сказал, что женится на этой девушке. Раньше я думала, что Эллисон испытывает такие же чувства, и не только к Джейсону, но и ко всем нам.

Я хватаюсь руками за край стола, потому что ноги подгибаются, не выдерживая разом отяжелевшего тела. Джейсон говорил, что ее не было в городе той ночью, но сказал ли он правду? Или солгал, чтобы оградить ее от обвинений и подозрений, которые посыпались бы на нее как на возможную свидетельницу?

– Брук?

С фотографией Джейсона и Эллисон в дрожащей руке я поворачиваюсь к сестре, но ничего не говорю. Мысли приходят быстрее, чем я успеваю их разобрать. Я уверена, что-то произошло той ночью, что заставило его потерять контроль над собой. Я смотрю на фото влюбленного мальчишки и девушки, которая всегда находилась рядом. Если кто-то еще и был там, в лесу, так только она.





Глава 34




Хотя вот уже год я ничего не слышала о ней, мне требуется всего несколько часов, чтобы выйти на след бывшей девушки Джейсона. Пролистывая страничку в Facebook ее бывшей соседки по комнате в общежитии колледжа, я узнаю, что в настоящее время Эллисон работает по ночам, чтобы оплачивать учебу в школе медсестер неподалеку от Остина. Со слов той же соседки, она больше не откликается на Эллисон или Эли, и ее знаменитые светлые волосы до талии тоже в прошлом. Даже зная все это, я не чувствую, что готова к встрече с ней, когда следующим утром разглядываю ее через окно закусочной Розанны.

В отличие от Эллисон, волосы Лиссы едва доходят до плеч ее кремово-коричневой формы официантки. И не такие золотистые, какими я их запомнила; они стали более тусклыми и чуть потемнели, как будто давно не видели солнца. Все в ее облике говорит о том, что девушка не бывает на солнце. Она не так бледна, как Джейсон, но на ее лице проступает какая-то болезненная изнуренность, и это тревожит.

Какое-то время я наблюдаю за ней, пытаясь увидеть знакомую мне девушку в официантке, вяло принимающей заказы и доставляющей еду. Она довольно непринужденно улыбается посетителям и коллегам, хотя и не так самозабвенно, как раньше.

Я до сих пор помню, как Джейсон впервые привел ее к нам домой для официального знакомства, когда они учились на первом курсе Техасского университета. Они встречались всего несколько недель, но уже было ясно, что Джейсон влюблен по уши, до беспамятства. Труднее сказать, насколько сильны были ее чувства к нему, но рядом с Эллисон мой брат выглядел счастливее, чем когда-либо, и для меня решающим стало то, что она не пыталась отвадить его от семьи, как это делали некоторые его девушки в прошлом.

Всякий раз, когда они вдвоем приезжали к нам погостить, чаще всего именно она приглашала меня и Лору пойти с ними в кино или перекусить где-нибудь в городе, и не чувствовалось, что эта мысль пришла ей в голову в последнюю минуту. Она даже пекла пироги со мной и мамой, пока Джейсон помогал Лоре с уроками, а потом, казалось, с удовольствием смотрела телевизор в семейном кругу, вместе с нами устраиваясь на диване, а не уединяясь в углу со своим парнем – даже когда он не так уж тонко намекал, что не помешало бы отдохнуть от сестричек.

Эллисон любила проводить время с нами и даже не пыталась скрывать, как ей нравится быть частью нашей семьи. Ее собственная семья была трагически расколота. Эллисон воспитывала бабушка довольно преклонного возраста, которая, собственно, и была ее семьей, если не считать гораздо более старшей сводной сестры.

Мне нравилось, когда Эллисон была рядом, и еще больше нравилось то, каким счастливым она делала моего брата. Мы с ней очень разные и вряд ли стали бы лучшими подругами, если бы Джейсон нас не познакомил, но спустя какое-то время уже не только мой брат представлял себе будущее, в котором она виделась моей сестрой.

Именно поэтому Эллисон была первой, кому я позвонила, когда Джейсона арестовали.

Я так и не получила ответа на безумное сообщение, которое оставила на ее телефоне той ночью, как и на все другие, отправленные позже. Я знаю, мама ей тоже звонила. Эллисон и не пыталась связаться с нами, ни разу нас не навестила. У Джейсона не нашлось других объяснений, кроме того, что он порвал с ней и просил, чтобы она держалась подальше от смерти Кэлвина. Я понимала его желание, но не могла понять, почему она исчезла, и до сих пор это остается для меня загадкой. Они встречались почти год, и все же она испарилась, не попрощавшись ни с кем из нас. Она бросила Джейсона, даже не оглянувшись, когда он больше всего нуждался в ней. Я знаю, это было бы трудное испытание, и не уверена, что у нее хватило бы сил пройти его до конца, но она покинула его, когда еще оставалась надежда. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь простить ее за это. Вот и все, о чем я могу думать, наблюдая за тем, как она машет рукой и улыбается своим коллегам, когда покидает закусочную.

Я распахиваю дверцу машины и пересекаю парковку, направляясь в ее сторону. Не отрывая взгляда от ее затылка, я жду, пока расстояние между нами сократится до нескольких шагов, и лишь тогда окликаю ее по имени, которое она пыталась оставить в прошлом.


– Эллисон.

Она резко останавливается, чуть не поскальзываясь на асфальте. Когда она оборачивается, на ее лице лишь еле заметный след от улыбки. Такое впечатление, что по дороге к своей машине она стряхивала с себя дежурное выражение лица вместе с бейджиком – как часть униформы. Как только наши глаза встречаются, она цепенеет.

Стоя так близко к ней, я вижу больше различий. Перемены в ней не ограничиваются тем, что она похожа на усталую девушку после ночной смены в оживленной закусочной. Она выглядит… так, как по большей части чувствую себя я. Опустошенной. Я бы никогда не узнала в ней ту беззаботную девчонку, которая украла сердце моего брата. Эта девушка как будто что-то потеряла и до сих пор страдает от потери. Поступь шагов, поникшая голова – все говорит об этом. Девушка передо мной выглядит так, словно никогда в жизни не была по-настоящему счастлива.

– Брук? – Эллисон произносит мое имя и делает осторожный шаг ко мне, как заходят в темный дом, опасаясь, что там кто-то притаился. Она боится меня; так боится, что ее голос дрожит. Потом она вдруг замирает и смертельно бледнеет, а руки судорожно хватаются за ремень сумки. – Что-то с Джейсоном? Он… он?..

Я смотрю на нее, пытаясь понять причину ее страха: то ли она боится, не случилось ли что с моим братом, то ли боится за себя. Меня бесит, что я не могу в этом разобраться. Первое предположение смягчило бы мои слова, в то время как последнее заострило бы их до шипов; только неопределенность делает их плоскими.

– С Джейсоном все хорошо. – Я чуть не давлюсь от отвращения к себе – как будто ему может быть хорошо там, где он находится, – но пристально наблюдаю за ее реакцией, чтобы перейти к разговору более осмысленному, чем сухое изложение фактов.

Эллисон закрывает глаза и делает такой глубокий вдох, что пуговицы трещат на форменной рубашке. Пальцы ослабляют хватку на ремне сумки, прежде чем она снова открывает глаза. Я хмуро смотрю на нее, и ком в горле такой большой, что мне никак не удается его сглотнуть. Она не приближается, но такое чувство, будто какая-то ее частица тянется ко мне.

– Я должна была тебе позвонить, – говорит она. – Мне следовало быть там. Твоя мама и Лора… я не хотела уходить вот так, но я просто не могла остаться. Я… я думаю о Джейсоне каждый день. Иногда это все, о чем я могу думать. – Слеза скатывается по ее щеке. Эта одинокая слеза, пролитая теперь, а не тогда, когда он так нуждался в ней, вызывает во мне возмущение, и мое горло сразу прочищается.

– Тогда почему ты этого не сделала? Я знаю, Кэл был и твоим другом, но ты любила Джейсона и исчезла еще до того, как он признался. Ты бросила его, когда еще был шанс, что он невиновен.

Эллисон хватает ртом воздух. Звук почти неуловимый в шуме утреннего трафика на дороге позади нас, но я его слышу. И вижу то, чего никогда не видела ни у кого после такого признания: вину. Я делаю шаг навстречу, чувствуя убежденность в своем голосе и призывая ее унять мои дрожащие руки.

– Ты была там в ночь убийства Кэлвина?

Я могла бы вытащить нож, угрожая ей расправой, и не думаю, что Эллисон отреагировала бы сильнее. Она отшатывается назад, к своей машине, яростно мотая головой, и слезы потоком льются по ее лицу.

– Нет, меня там не было. Я бы… я бы не… – Громкий, мучительный всхлип едва не обрушивает ее на колени.

Я машинально бросаюсь вперед, чтобы подхватить ее, и она цепляется за мои предплечья, наваливаясь на меня всей своей тяжестью, так что я спотыкаюсь и едва не падаю вместе с ней.

– Я говорила ему, что мне следовало быть там. – Она находит мои глаза, и ее пристальный взгляд приближает меня к настоящей боли, которая сочится из нее кровью. Ее глаза так широко раскрыты, что я могу пересчитать красные прожилки.

– Сказал кто – Джейсон? Когда ты говорила с Джейсоном? – Но она не слышит меня сквозь поток слов и удушающих слез.

– Мне следовало быть там. Я могла бы остановить его, остановить все. Я должна была… должна…

Я с трудом отцепляю ее руки от своих предплечий и делаю несколько шатких шагов назад, чтобы окончательно освободиться. Она оседает на капот своей машины, и это единственное, что удерживает ее от падения на асфальт.

– Он сказал, что там был кто-то еще. Это наверняка была ты, больше некому. – Я судорожно глотаю воздух. – Пожалуйста, просто расскажи мне, что случилось. Они дрались, но должно было произойти что-то еще, что заставило Джейсона…

Как рыба, она открывает и закрывает рот, но из него извергаются лишь рыдания.

– Он не скажет ни мне, ни кому-либо еще, но я знаю, что он пытается тебя защитить. Может, произошел несчастный случай, может, он не хотел ранить Кэла или, может…

– Нет, – вырывается у нее, и словно миллионы лезвий кромсают мое сердце. – Он хотел его убить, я знаю. Мне следовало там быть. Я должна была…

– Я тебе не верю. – Мой шепот возносится над ее слезами. Я отступаю дальше от Эллисон, и ее рыдания как будто усиливаются с каждым моим шагом назад. Я верю ее слезам, даже верю ее сожалениям, но всему остальному я не верю.

– Я любила его, – шепчет она, словно и не мне. – Очень. Я так его любила. Скажи ему… – Но больше она не в силах ничего произнести, и я не собираюсь передавать брату ее слова, даже если бы они прозвучали. Это она должна была говорить ему о том, как любит его, показывать свою любовь с самого начала, но она этого не сделала.

И только когда я возвращаюсь в свою машину и в третий раз пытаюсь вставить ключ в зажигание, до меня доходит, что мои собственные щеки залиты слезами.





Глава 35




Дорога домой кажется намного длиннее. Я снова и снова прокручиваю в голове сцену с Эллисон и чувствую себя такой же опустошенной, когда возвращаюсь в Телфорд. Это Эллисон была с ними, иначе и быть не может. Но, если она не захочет поговорить со мной… я не знаю, что делать, и, к счастью – или несчастью, – у меня нет такой роскоши, как время, на поиски решения.

Я на несколько минут опаздываю на смену – впервые за все время работы на ледовом катке «Полярный», – но Джефф ведет себя так, будто я явилась после недельного прогула. Мне казалось, что я наконец-то начинаю завоевывать его расположение после того, как он нанял Мэгги, но теперь, когда она уходит, он совсем озверел. Как назло, весь день у меня все валилось из рук, а он только и делал, что указывал на мои промахи.

Сверкающие унитазы не так чисты, как обычно.

– Я еще раз почищу.

Безупречно выскобленные полы не сияют девственной чистотой, как после укладки плитки. Десять лет назад.

– Я еще раз пройдусь шваброй.

Я пропустила обертку от жвачки, прилипшую к одной из мусорных корзин, которые я опорожнила.

– Я вернусь и отдеру.