Детектив весеннего настроения
Часть 144 из 155 Информация о книге
– Готовится стать полновластным хозяином того, что, по его разумению, принадлежит ему по праву. – Тебя послушать, так можно подумать, что Мася скоро старшего брата замочит. – Не скоро. Он ему нужен сейчас. Но впоследствии… Да, я такое допускаю. Более того, я этого ожидаю. Этот парень не так прост, как кажется. – Борис, ты перегибаешь. – Возможно. Но что, если я прав? Хотя бы относительно Павлика. – Даже если да… Как это выяснить? – Мы будем следить за Масей-Саидом, и он выдаст себя. – Кто – мы? – В первую очередь твой сын. Он обитает на территории. В помощь ему я направил своего человека. С сегодняшнего дня он охраняет периметр. Зовут Олегом. Толковый парень, который так же, как и я, считает неожиданно воскресшего Масю подозрительным. Я тоже буду держать руку на пульсе. Андрей слушал их, слушал… А потом не выдержал и ляпнул: – Может, я убил Павлика? Вы такого не допускаете, господин Хренов? – Нет, – без колебаний ответил он. – Почему? – У тебя кишка тонка, Андрюха. Ты даже мою тачку расколотить не мог, хоть и намеревался. – Хренов встал из-за стола и, направившись к выходу, похлопал Андрея по плечу. – Видел я из окна, как прыгал вокруг нее паренек с битой. Думал, хулиган, потом узнал тебя, решил дать шанс отыграться на куске железа. Но ты дал себя увести какой-то барышне. И это здорово. Я симпатизирую людям, которые воздерживаются от поступков, сулящих неприятности. – Я тоже, – поддакнул ему отец. – Сам был таким, жаль, меня это не спасло… – Тебя кое-что другое погубило. – Хренов дошел до прихожей, взялся за ручку двери. – Так что, Андрей? Ты в деле? – Конечно. – Тогда вернись в усадьбу сегодня же. Мало ли что произойдет… – Хорошо. Сейчас накормлю папу ужином и поеду. – Папа пожрать и сам может, – заявил отец. – Иди, пусть Борис тебя довезет. – Нет, я еще побуду с тобой, – уперся Андрей. – Нам надо поговорить, не находишь? – Надо, да… – согласился Мстислав Васильевич. – Ты же врал мне полгода. – А ты мне семнадцать лет. – Я не врал, а недоговаривал. Это разные вещи. Они эмоционально, но беззлобно препирались еще какое-то время, а когда прервались, оказалось, что Бориса Хренова и след простыл. Глава 7 Дождь барабанил по крыше. Оля лежала на кровати и пыталась подловить дрему. Но сон не шел. Несмотря на то что на улице похолодало, в комнате было душно. Устав ворочаться, Оля встала и подошла к окну, чтобы его открыть. Распахнув створку, она вдохнула полные легкие воздуха. Он был влажен и свеж. Цветущей вишней не пах, только сырой землей. Ольга взяла с полки, где хранила продукты, коробку пастеризованного молока. Холодильника в комнате она не имела, поэтому покупала такое. С парным, конечно, не сравнить, но вечерком можно попить и такого. С ложкой меда или варенья. Оля без молока жить не могла. В день выпивала минимум литр. Могла два, если наступала ягодная пора, а клубника или земляника с молоком – это что-то. Читала, что взрослым вредно употреблять его в больших количествах, но не могла отказать себе в этой радости. Не так уж и много радости в ее жизни… Налив себе молока в стакан и прихватив овсяное печенье, Оля встала у открытого окна. Ей нравился запах сырой земли. Он уносил ее в детство. Было время, когда отец увлекался тихой охотой. И приобщал к ней семью. Едва пройдет дождь, как он жену и дочку загоняет в машину и везет в лес по грибы. Мама терпеть не могла эти вояжи, а Оле они нравились. Возможность провести время с обоими родителями одновременно ей выпадала нечасто. Да и грибы она находила без труда. Причем везло ей на подосиновики. А они не только вкусные, но и красивые. Олин глаз радовался, когда она видела среди деревьев их красные или оранжевые головки. – Не спится? – тут услышала она тихий голос. На сей раз Ольга сразу его узнала. И не испугалась, хотя ожидать того, что в такую погоду кто-то будет сидеть на пеньке, спрятавшемся за кустами ревеня, не могла. – Вы разве не уехали? – спросила она. – Вернулся. – Хотите молока? – Я хочу перейти на «ты». – А молока? – Нет, спасибо. Не люблю. Так что там насчет «ты»? – Нет, спасибо, – в тон Максу ответила Оля. Парень показался из-за кустов. Он был в огромной куртке с капюшоном. Вода стекала по ней, но куртка уже явно промокла. – Не боитесь промокнуть? – Мне нравится дождь, – сказал он. – Там, где я жил, было жарко и сухо. – В Таджикистане? – Да. И мы ждали дождей. Но они, даже когда приходили, не приносили столько свежести и прохлады. А как земля пахнет, вы чувствуете? Это же волшебно. – Вы сюда землю понюхать пришли? Макс перешагнул через заросли ревеня и встал под окном. Из широкого рукава появился цветок. Нарцисс. Он перекочевал на подоконник. – Я пришел, чтобы повидать вас, – сказал Макс. Ольга хотела отпустить в ответ какую-то колкость, но воздержалась от этого. Сколько можно делать вид, что ей неприятно мужское внимание? Да, Максимилиан не совсем мужчина. Он молодой человек. Не сынок, конечно, одиннадцать лет разницы, а младший брат. Но с другой стороны… Она была замужем за «папочкой». И что в итоге? Ее обобрали и втоптали в грязь. Сердце на мелкие кусочки разбили, но даже не разбудили в ней женщину. Ольга до сих пор не понимала, в чем прелесть секса. Ей нравились поцелуи и объятия, они возбуждали ее, но, когда начинался сам процесс, она напрягалась, закрывалась и ждала, когда все закончится. Благо супругу на это много времени не требовалось. Весь половой акт, включая прелюдию, длился от силы минут пять. – Дождь усиливается, – проговорила Оля. – Вы промокнете и заболеете. – Это мой коварный план, – улыбнулся Максим. – Когда я слягу с температурой, Святослав попросит вас за мной ухаживать. – Я буду вам мстить за это – делать больнючие уколы, – сообщила Оля. – Ничего, потерплю, – с этими словами Максим опустил свою ладонь на ее. Она чуть подрагивала. Оля подумала бы, что от волнения, если бы пальцы не были ледяными. – Максим, вы продрогли, идите к себе, выпейте чаю. Увидимся утром. Он упрямо мотнул головой, и собравшаяся в складке капюшона вода залилась за ворот. Макс охнул. – Давайте тогда так договоримся. Я пою вас чаем у себя, после чего вы идете во флигель. – Отлично, – кивнул обрадованный Макс и собрался было направиться к двери домика, но Оля остановила его. – Нет, нет, через окно забирайтесь. Чтоб никто не увидел вас. – Боитесь быть скомпрометированной? Понимаю. Но если меня застукают за тем, как я к вам в окно лезу, будет значительно хуже. – На эту сторону, кроме моего окна, выходит только окно Андрея, а у него выходной. – Оля протянула руку, чтобы помочь Максу перелезть, но он справился сам – было невысоко. – И, кстати, я давно ничего не боюсь. Но не хочу давать девочкам пищу для сплетен. Они и так обо мне всякие небылицы сочиняют. – Завидуют вашей красоте. – Опять вы… – разозлилась Оля. – Зачем? – Что «зачем»? – переспросил Макс. – Говорю комплимент? – Грубо льстите мне. – Я этого не умею. Что на уме, то и на языке. Оля отмахнулась и включила электрочайник. Максим снял куртку и повесил ее на окно. Затем стащил с ног резиновые сапоги Павлика. Лимонно-желтые «акиаки» с белой полосой сверху. В восьмидесятых годах прошлого столетия они были невероятно модными. В деревне только у дочки председателя колхоза такие имелись. И у Павлика. Павлику их Иван Глинка подарил на день рождения. Извинялся за то, что достать смог только желтые, девчачьи, а не синие или хотя бы красные, но Павлику и цвет пришелся по душе. С сапогами этими он не расставался на протяжении всех последующих лет. Как и со своим головным убором. – Я тут нагрязнил немного, – пробормотал Максим, глянув на лужу и отпечатки подошв на полу. – Но если вы дадите мне тряпку, я все уберу. – Не беспокойтесь. Садитесь. – Ольга указала на стул. – Где вы сапожки взяли? – В теплице. Зашел на ананасы посмотреть, увидел знакомые «акиаки». Павлик в них ходил, когда я еще тут обитал. Вспомнилось мне это вдруг… – Макс потеребил лепесток нарцисса. Букет, преподнесенный им, стоял сейчас в красивой фарфоровой вазе. – Моя память оживает. В ней появляются разные эпизоды из раннего детства. Мелочи, но мне они приятны. Вода закипела, чайник со щелчком выключился. – Вам чай черный или зеленый? – спросила Оля, достав чашки. – Черный. Зеленый вы тут какой-то странный пьете. Не такой, к какому я привык. Оля заварила чай. Выставила варенье.