Истерли Холл

Она отмерила две унции изюма.

– Вы ведете себя сдержанно, – отрезала миссис Мур, – в отличие от этой юной леди. К тому же никто не хочет, чтобы вы ушли.

Дверь открылась, и в кухню вошел Роджер. Он прошел в другой коридор. На губах камердинера играла его обычная улыбочка, за которую обеим женщинам немедленно захотелось набить ему физиономию.

– Какие лакомства, дамы! Для хорошего парня самое то, что надо.

Ни одна не взглянула на него. А о каком хорошем парне он тут толкует? Здесь, на кухне, таких нет, это точно. Они опустили каштаны в кипящую воду, обчистили их от шелухи и растерли в ступке до состояния пасты.

– Хватит, как вы думаете? – спросила Эви миссис Мур.

Та кивнула.

Эви пропустила растертые каштаны через тонкое сито и смешала их в тазике с пинтой сиропа, пинтой сливок и двенадцатью желтками. Яйца из курятника пришлось забрать Энни в отсутствие Милли.

– Теперь поставь на маленький огонь, девочка, и постоянно помешивай, – наставляла Эви миссис Мур.

Эви сделала, как ей было сказано, и продолжала мешать до тех пор, пока у нее рука не начала отваливаться.

– Смотри, чтобы не закипело, – предупредила миссис Мур.

Чтобы смесь схватилась, они поставили ее в ящик со льдом. Завтра они переложат ее в мороженицу. Мараскиновую вишню, изюм и кишмиш они оставили стекать. Эви растерла сахар с ванилью.

– Жаль, что Милли так себя повела, – сказала она. – Она могла бы многому здесь научиться. Я старалась ее учить, правда.

Миссис Мур фыркнула:

– Ну да, красавица, ты старалась. А она гнула свое, так я думаю. И ты тут ни при чем, и я тоже, и все остальные.

Эви почти перестала ощущать свою вину. Но именно почти, потому что с самого начала Роджер-то нацелился на эту девушку из-за нее, Эви.



Днем мистер Оберон и леди Вероника спустились к чаю, но сразу же объявили, что не будут причинять Эви неудобство своим присутствием до самого Рождества, и еще раз извинились, что так происходит.

За чаем под аккомпанемент шипящего на вертеле молочного поросенка они перешли на французский, и тогда мистер Оберон объяснил Веронике, что он будет крайне занят в ближайшие несколько месяцев. Такая обстановка наблюдается в шахтах Хоуден и Оулд Мод. Причина состоит в том, что шахты должны снабжать в больших количествах энергией сталелитейные заводы.

– Отец подписал крупный контракт на сталь, вполне возможно, частично благодаря мне. Посредник при подписании – сторонник милитаризации, он проводит оценку учений, так что мое участие могло помочь уладить все с контрактом. Отцу теперь придется сдержать слово и перестать противодействовать возвращению жеребьевки. Это станет новогодним подарком для шахтеров, а я наконец смогу спать спокойно. У меня этот вопрос давно не выходит из головы.

Леди Вероника подняла на него глаза.

– Это замечательно, но уж очень поздно. Выглядит все так, будто это ты не сдержал слово. Отец – настоящий дьявол.

Мистер Оберон покачал головой и сделал глоток из чашки, но леди Вероника поигрывала ложечкой, сильно нахмурив лоб. Эви увидела, что мистер Оберон отставил чашку с блюдцем в сторону и с такой яростью провел пальцами по волосам, что ей захотелось шлепнуть его по руке и сказать, чтобы он бросил эту привычку, иначе останется без волос.

– Он как паук. Отвратительный паук плетет свою паутину. Мне кажется, он собирается заключить контракт и с Германией тоже. Я видел письмо у него на столе, адресованное в Берлин.

В голосе его прозвучало отвращение.

– Но это как-то не очень патриотично, когда все страны соревнуются, кто произведет больше кораблей? В чем дело, Об, почему ты не выскажешься вслух?

– Дело в этой проклятой жеребьевке. Я не могу возражать ему, или он закроет шахту. Он это сказал: «Знай свое место – или увидишь, как твои люди пойдет по миру». Тот факт, что ему нужен уголь, ничего не значит. Он тут же купит другую шахту.

Эви внимательно прислушивалась, одновременно составляя меню на завтра. Она сама не знала, чувствует ли что-нибудь еще, помимо безграничной ненависти к Ублюдку. Так, значит, жеребьевку вернут в начале следующего года. А она работает на чудовище, чей сын не может противостоять отцу. Но, черт, кто бы смог? Молодая свинина источала упоительный аромат. Слугам на завтрашний вечер будет холодное мясо с солеными огурчиками.

Эви, не читая, листала поваренную книгу. На прошлой неделе миссис Мур заморозила рождественский торт. Здоровье поварихи улучшилось последнее время, и она не пила. Пудинги к Рождеству были уже готовы, как и горы пирожков с начинкой. Она начала перечислять в уме другие угощения, например засахаренный миндаль. Его они начнут готовить завтра. Что там еще? Лучше думать об этом, чем о той жизни, которую этот молодой человек был вынужден вести.

Сегодня миссис Грин вместе с горничными и лакеями наряжали елку. Ее установили утром в главном зале Саймон, Томас Элф и Берни, перед тем как прийти на кухню пить чай с печеньем. Они были обсыпаны иголками и смеялись, обсуждая подарки, которые им не принесет Санта-Клаус.

Завтра слуги закончат наряжать елку и начнут готовить комнаты для предполагаемых гостей, включая лорда и леди Уильямс, естественно, с капитаном Ричардом Уильямсом. Младший брат капитана отбыл в свой полк, его замужняя сестра останется у себя дома – к ним съедется многочисленная родня мужа, сообщил мистер Харви. Эви продолжала искать рецепты, хотя сегодня они приготовят для хозяев простой обед – палтус со сливочным соусом, жареного молочного поросенка и фазана, волованы с грушами и компот из нормандских пепинов[33].

Леди Вероника уже вставала, и мистер Оберон вскочил на ноги, чтобы отодвинуть ее стул.

– Как хорошо, что она вернулась, правда, Эви?

Эви стояла, как положено, зная, что никто не собирается отодвинуть ее табуретку. Она улыбнулась.

– Нам это очень приятно, леди Вероника, нам очень вас не хватало.

К своему удивлению, она поняла, что действительно так думает. Леди Вероника покраснела и направилась к выходу. Мистер Оберон поспешил открыть дверь.

– Спасибо, я согласна, нигде не бывает так приятно, как здесь.


Она перешла на французский.

– Оберон, лучше не стало. Любовь не приходит.

Они ушли. Эви смотрела им вслед. Богатые бедняжки, думала она, радуясь, что у нее есть своя жизнь, и почти уже надеясь, что работа в тяжелых условиях для ее семьи уже закончилась. Но все это уже было, и она не смела больше чему-то верить.



Милли появилась на кухне после очередного отдыха в постели. Или она снова бегала на свидание? Кто ее знает. Как бы там ни было, нос у нее заметно покраснел от холода. Или, может быть, от слез? Эви ликовала. Неужели Роджер прогнал ее от себя? Милли стояла у крайней плиты, плотно завернувшись в шаль, как будто защищалась от всего мира. Да, уж очень скоро ей придется защищаться, если она не будет вовремя готовить чай для хозяйских слуг. Сразу же началась беготня, и в конце концов появилась миссис Мур, отдохнувшая и подкрепившаяся чаем.

– Должна сказать, ты делаешь неплохой чай, юная Милли, – сказала она, устраиваясь на табуретке. – А теперь, ласточка, принеси-ка с холода слоеное тесто. Она явно не сообщила Милли о своих планах уволить девушку.

Милли сходила за тестом, и миссис Мур начала, морщась, раскатывать его на мраморной доске. Они с Эви обсудили, что повариха может делать, не прилагая слишком больших усилий.

– Как там леди Вероника? – спросила миссис Мур, надавливая на скалку. – Поди нагулялась, а теперь не прочь отдохнуть?

Милли, раскатывая тесто для пирога с дичью, излюбленного блюда мистера Харви, сказала:

– Везет людям. А что до нас, то мы тут с ног сбились.

– Некоторые из нас, – крикнула Энни из моечной и тут же появилась в дверях. Рукава у нее были закатаны по локоть, руки красные, как сырое мясо. – Где ты была, Милли? Ты исчезла, когда надо было все убрать после ланча, и нам с Сарой пришлось этим заниматься вместо тебя. Это нечестно. Миссис Мур, сделайте что-нибудь, пожалуйста.

Милли, не поднимая глаз, пискнула:

– Я пошла за овощами на склад.

Энни подошла поближе и встала перед ней, подбоченясь.

– Ты же знала, что Саймон уже их принес. Так что не ври. Какого черта ты смоталась? Хотя чего я спрашиваю? Все мы знаем причину. Куда он, туда и ты.

Эви почувствовала, что у нее начинает болеть голова. Миссис Мур с силой надавливала ножом на раскатанное тесто.

– Ну хватит, Энни. Тебе не положено спрашивать, куда ходят те, кто выше тебя по положению.

Высоко подняв голову, Энни направилась в моечную.

– Выше, говорите? Уж она-то не выше, чем должна бы. И раз уж вы печете булочки, миссис Мур, спросите-ка у нее, что за булочку она принесла в подоле.

В кухне воцарилась гробовая тишина. Миссис Мур замерла, не дорезав полоску, Милли не раскатав круг, Эви не долив бульон в мясо. Только в моечной судомойки громыхали и звенели сковородами, тарелками, дуршлагами и всем прочим, что использовалось на кухне для приготовления обеда.

Слезы из глаз Милли полились прямо на тесто. Миссис Мур взглянула на Эви и кивнула. Она не смотрела на Милли, но гнев ее выразился в яростном крике:

– Нечего сопли распускать, Милли. Прекрати заливать слезами тесто и делай пирог. Делай все, что положено, а потом Эви с тобой поговорит.

Милли продолжала плакать. Она бросила скалку и стала тереть глаза рукой. Из носа у нее текло. О господи, только бы не на тесто, думала Эви. Она сунула девушке свой носовой платок:

– Вытри нос, иди вымой руки и доделай пирог. Потом будем разбираться.

Она говорила очень уверенно, хотя, если Энни сказала правду, поделать тут уже ничего нельзя.

Как-то они довели до конца приготовление еды, и вопрос, который крутился у всех в голове, так и не был задан. Во время обеда в зале для прислуги Эви сочла необходимым сидеть рядом с Милли и щипала ее за ляжку каждый раз, когда та была готова снова залиться слезами. Она не обращала внимания на торжествующий вид Роджера. Причина его была слишком понятна. Да, конечно, Милли дура, что бросилась в его объятия, стоило ему только мизинцем пошевелить, но пошевелил-то он им в первую очередь из-за нее, Эви. Пропади они оба пропадом. Бедная глупая девка. Эви внимательно посмотрела на него, надеясь испепелить его презрением. Но он только удовлетворенно кивнул.

Когда обед закончился, она потащила Милли наверх. Она села на ее постель и посадила ее рядом с собой и, крепко держа девушку, стала ее раскачивать. Ноги их стояли на плетеном коврике, принесенном тайком, чтобы немного смягчить холод, идущий от ледяного пола. Над этим ковриком они с матерью работали весной. По комнате были развешаны бумажные гирлянды, в вазе стояли ветки падуба с ярко-красными ягодами. Как нелепо они теперь выглядят. Если миссис Грин пошла бы с обходом по спальням, было бы большим облегчением убрать все это.

Эви спросила:

– Сколько уже у тебя, подружка?

Голова раскалывалась. Она страшно устала, ума не могла приложить, что делать. Как было бы хорошо, если бы миссис Мур со всем этим разобралась. И тут же сама себя одернула. Нет, наставницей Милли была она сама, ей и разбираться.

– Еще нет трех месяцев. Он не хочет иметь со мной никаких дел. Просто не хочет.

Она рыдала так, как никогда раньше, и это о многом говорило.

– Ты что-нибудь делала? – спросила Эви.

– Я сказала, что сделаю все, что он захочет, что угодно, только бы он женился на мне.

Эви почувствовала, как в ней вскипает раздражение.

– Да нет, я спрашиваю, как ты собираешься решать эту проблему? Ты была у тети? Она примет тебя?

– Она не может. Мама спит в кресле на кухне, потому что больше нет места. Я не могу просить ее.

Что ж, по крайней мере она хоть иногда думает о других. Эви почувствовала, что ее мнение о девушке немного улучшилось.