Лука, или Темное бессмертие

– Да, а еще потому, что перевезти сразу обе такие штуковины в багажнике совсем не просто. Короче, он заходит в магазин, забирает свой резервуар, платит налом и выходит. И прокручивает то же самое десять дней спустя.

Паскаль подошел к дорожной карте:

– Начиная с 30 октября никакого движения по банковскому счету. Исчез без следа, а значит, можно предположить, что для его надобностей наличности хватает и он может укрыться где угодно, не обязательно в окрестностях Немура.

– Или же ему вообще больше ничего не надо. Он сделал запасы, засел в надежном убежище, уверенный, что его не выследят.

– Не важно, с этого места и начинается самое интересное. Посмотри… Звонки, поступившие с мобильника Флоранс ее матери, были сделаны из этого района, из окрестностей Монтаржи, другого крупного города по седьмой национальной трассе. Это произошло в ночь похищения Флоранс и на следующий день. То есть 5 и 6 ноября. По-прежнему Монтаржи.

Шарко понимал, куда клонит Паскаль.

– Он несколько раз снимает деньги, делает покупки в Немуре в конце октября и звонит из Монтаржи в начале ноября. Значит, он прячется где-то между двумя городами, сколько там между ними, километров сорок?

– Около того. Между этими двумя городами и… – его палец проследовал по сероватой линии, обозначающей национальную трассу номер семь, – недалеко от железной дороги. Как раз там Флоранс и Бертран могли слышать гудок поезда.

Шарко вспомнил слова, которые Бертран писал на стенке цилиндра. «Гудок поезд».

– Между Немуром и Монтаржи сплошные поля, которые тянутся вдоль железной дороги, – продолжил Паскаль. – Конечно, есть кое-какие деревни, но, как мы ни пытались нащупать точку, нам не удалось определить, где именно прячется Ангел. В каком-нибудь заброшенном месте? Такие есть, но это маловероятно. Шевалье необходимо электричество для камеры, освещения и всей системы пуска воды. Дизель-генератор – штука шумная и обратит на себя внимание. К тому же любые необитаемые зоны могут привлечь любителей индустриального туризма, особенно если речь идет о нескольких неделях. Ангел не стал бы так рисковать. Ему требовалось нечто не менее уединенное, но куда более надежное. Вроде дома. Боюсь сглазить, но очень может быть, что Люси нашла решение.

Шарко с вопросительным видом повернулся к жене. Она протянула ему фотографию и указала на свой мобильник:

– Я жду с минуты на минуту звонка из налогового центра.

Франк вгляделся в снимок. Он уже видел его в квартире Шевалье. Пристер кладет удочки в машину с открывающимся верхом. В первый раз он не обратил внимания на задний план: красивое каменное здание, окруженное деревьями и зеленью.

– Похоже на загородную виллу, верно? – предположила Люси. – А что, если она принадлежит Пристеру, а Шевалье самовольно расположился там на несколько недель, еще даже до смерти Пристера у дверей Бастиона?

Шарко задумался на несколько мгновений, мысль показалась ему блестящей.

– Тогда все сходится.

Он заметил, что Люси с Паскалем в куртках: готовы пуститься в путь и, судя по их воодушевлению, оба непоколебимо верят в свою гипотезу.

– Мы еще кое-что хотели тебе сказать, – добавил Робийяр, – но сначала ответь, ведь ты не думаешь, что… Я имею в виду, камера отключилась уже восемнадцать часов назад. Мой вопрос вот в чем: если допустить, что вода перестала набираться в цилиндры в тот момент, когда исчезло изображение, представляется ли тебе вероятным, что Бертран и Флоранс еще живы? Ты же видел их в последний момент, видел, докуда дошла вода…

Шарко кивнул. В глазах у обоих горел огонь. Искорки надежды, угаснувшей несколько дней назад. Он сделал над собой усилие и вспомнил все в точности, хотя картина выворачивала ему душу.

– Они еще могли дышать, но Флоранс стояла на цыпочках. Ей приходилось задирать подбородок, чтобы вода не попадала в рот. Я не знаю, сколько времени можно так выдержать. Восемнадцать часов, ты говоришь? – Он покачал головой. – Это невозможно. Не в таком положении, не на цыпочках… Полчаса, час максимум? Но…

Он замолчал, уставившись в пол.

– А… Бертран? – спросила Люси.

Шарко пожал плечами. Ему было трудно оценить, какую муку пришлось бы вынести, чтобы продержаться так долго, стоя в воде, без возможности присесть или хотя бы поплыть, чтобы расслабить мускулы. Утонуть от усталости было, конечно, еще хуже, чем внезапное утопление. Наступает момент, когда мускулы отказывают, колени подгибаются. Голова уходит под воду, тело еще стоит, и все начинается сначала ради лишних десяти минут выживания, человек начинает захлебываться и снова идет ко дну. Смерть по капле, болезненная, отвратительная. Но сколько времени можно продержаться стоя, не двигаясь, в холодной воде? Шарко не имел ни малейшего представления.

– Зачем ты меня об этом спрашиваешь?

У Люси зазвонил телефон. Налоговая. Через несколько секунд, щекой прижав мобильник к плечу, она кинулась к карте и ткнула пальцем на Дордивы, местечко, расположенное ровно между Немуром и Монтаржи. Записала адрес на листочке и повесила трубку:

– У Пристера действительно есть загородный дом в Дордивах. Они там, Франк. Они точно там!

Шок от новой информации оказался таким сильным, что Шарко с трудом соображал. Робийяр тоже уткнулся носом в карту. Он указал на озера в районе зажатого между седьмой национальной трассой и Луэном, притоком Сены, города Дордивы.

– Мы все решили, что Шевалье внезапно прервал контакт. А зачем бы ему это делать перед грандиозным финалом? Если вдуматься, это совсем не логично.

– А ты что думаешь по этому поводу?

– Паводок. Там же просто катастрофа, жители по колено в жиже. А вдруг из-за наводнения в доме вылетели пробки?

Шарко ушам своим не верил. Подъем воды… Неужто опустошительный паводок мог спасти или, по крайней мере, продлить жизнь Бертрана? Возможно ли, что они нашлись так быстро? А вдруг кто-нибудь выжил?

Он предпочел не горячиться. Дрожащей рукой схватил мобильник, пробежал список прямых телефонов и набрал номер вертолетной станции Парижа, базирующейся в Исси. Едва там ответили, он бросил:

– Уголовная полиция. Дело Шевалье. Нам срочно нужен вертолет.





37





Альрик Съоблад и его команда расположились в здании на бульваре Макдональд, недалеко от Центра науки и промышленности. Ассоциация «Nowfutur» была некоммерческой организацией, объединяющей десяток человек, главной целью которых было «создание пространства для размышлений, встреч и обсуждений по поводу технологий будущего и их задач», насколько удалось понять Одри.

Она никак не могла сосредоточиться на задании, настолько была поглощена охотой на Ангела и мыслями о случившемся этой ночью. Как отвлечься от зрелища Флоранс и Бертрана, жадно хватающих ртом остатки воздуха? От навязанной им безумной гонки? От воспоминания о лице Николя, когда она покидала баржу, как худшая из воровок?

Кое-какие сведения о «Nowfutur», выуженные на сайтах, были расплывчатыми и чисто техническими. Много раз Одри встречала упоминание ассоциации в связи с термином «трансгуманизм», обозначавшим международное движение, превозносящее искусственный интеллект и продвигающее идею использования научных открытий для расширения возможностей человеческого тела. Говорили о человеке 2.0, о бессмертии, о загрузке мозга в машину…

Здание было огромным, в нем обреталось множество фирм, стартапов, агентств, так что она заблудилась среди кабинетов на десятом этаже. Дежурная на ресепшене внизу окончательно запуталась в списках и была решительно неспособна отыскать номер Съоблада, чтобы предупредить его о визите.

Руководитель «Nowfutur» сидел в своем кабинете, заваленном кучей бумаг, когда c помощью одного из сотрудников Одри наконец-то добралась до его двери. Она предполагала увидеть высокого блондина с голубыми глазами, но Съоблад, против всех ожиданий, оказался довольно кряжистым мужчиной лет тридцати, с острой бородкой и длинными льняными волосами, собранными в хвост.

Одри предъявила свою полицейскую карточку:

– Уголовная полиция. Можете уделить мне немного времени?

– По какому поводу?

– Сейчас объясню.

Она сделала шаг вперед, и Альрику Съобладу не оставалось ничего другого, как закрыть за ней дверь и предложить присесть на стул по другую сторону своего стола. Снимки на стенах задавали атмосферу: многолюдный митинг и сам Съоблад, воздевающий руки к небу… Конференции в амфитеатрах… Групповые фотографии, на которых каждый пребывал в эйфории… А еще слоганы на афишах: «Наше тело устарело», «Альтернативная анатомическая архитектура», «После палеолита и неолита – к биолиту».

Ее собеседник тоже уселся за стол и положил на него ладони. Одри с первого взгляда отметила небольшой шрам между большим и указательным пальцем на его правой руке. Как у трупа из Бонди. Съоблад проследил за ее взглядом и убрал руки со стола.

– Чего вы хотите?

Несмотря на шведский акцент – странный призвук из смеси бельгийских, квебекских и парижских созвучий, – он изъяснялся на безукоризненном французском. Одри достала из сумочки фотографии и показала ему, начав с крупного плана чипа.

– Мы ведем уголовное расследование. Этот чип RFID найден в трупе, который мы еще не сумели идентифицировать. Он был помещен под кожу в то же самое место, что и ваш собственный.

Она испытующе посмотрела на него. Смутившись, он снова положил руки перед собой.

– Мой первый вопрос очень прост, – продолжила Одри. – Исходит ли этот чип от вас?

Съоблад нервно повертел в руках снимок:

– Что вы хотите, чтобы я сказал? Чип и есть чип. Они все похожи.

– Они все похожи? Потому что, по-вашему, такие штуки встречаются на каждом углу? Это чип, вживленный под кожу вне рамок больничного хирургического вмешательства, чип, который вы носите точно в том же месте, что и наша жертва. Вам придется объяснить мне эту историю с «Implant party»… Для чего она устраивается, кто вживляет себе эти чипы и для чего. И чем вы на самом деле занимаетесь в своей ассоциации.

Съоблад мгновение сидел неподвижно, потом встал. Он приложил тыльную сторону ладони к ксероксу, который пискнул и начал готовиться к работе. Потом взял свой мобильник, который разблокировался, едва он поднес к нему руку:

– Я мог бы проделать то же самое с кофемашиной, вон там, позади вас. Вот для чего служит мой чип: оказывать услуги. Это будущее мобильного телефона. Я прекрасно расслышал и ваши вопросы, и ваш тон, и у меня впечатление, что вы пришли сюда, заранее имея предубеждения. Вы считаете нас сборищем прожектеров из научно-фантастических фильмов…

Он снова устроился у себя за столом и указал на таблички различных предприятий, спортивных клубов, рекламы общественного транспорта.

– Но речь не о научной фантастике. В Японии или в Швеции тысячи людей уже много лет живут с подкожными имплантатами. Благодаря этому они открывают двери, включают двигатели своих машин, садятся в поезда, облегчают себе жизнь с помощью технологии. В Стокгольме сотрудники некоторых предприятий тоже используют чипы RFID. Больше никаких забытых бейджей, никакого специального контроля, никаких лишних движений. Что тут плохого?

Лишение свободы… Слежка… Еще более сильная привязка к мобильному телефону, поскольку без него никак. И не стоит забывать о присутствии постороннего тела под кожей и обо всех волнах, которые эти приборы должны излучать. Одри не хотелось вступать в подобную дискуссию, так что она не мешала ему продолжать.

– В своей ассоциации мы хотим лишить технологию ее сакрального ореола и показать даже самым упертым, этим чертовым биоконсерваторам, что индивидуум, обогащенный современными технологиями, вовсе не монстр. Вот я что, монстр? Нет. Человек, пользующийся достижениями науки, не имеет ничего общего с Франкенштейном.

Он указал на постер фильма Спилберга «Капитан Крюк».

– Деревянная нога, очки, потом контактные линзы, протез тазобедренного сустава – разве все это не есть уже форма улучшения человека? Улучшение существует с незапамятных времен. А вакцинация, эстетическая хирургия, виагра? Почему общественное мнение допускает, что можно жить с искусственным сердцем, органом, в который вложено столько духовной символики, но отказывается допустить, что можно носить безобидные чипы?

Речь была убедительной, накатанной, и Съоблад изъяснялся с непринужденностью хорошего оратора. Он протянул ей другие документы, и Одри бросила на них взгляд.

– Мы ездим по городам, организуем конференции и акции совместно с разработчиками высоких технологий. Мы также занимаемся фестивалем «Будущее-на-Сене», где путем художественных перформансов или спектаклей даем зрителям возможность методом погружения поучаствовать в уникальных экспериментах, которые привлекают их интерес к миру будущего.

– Под «привлечением интереса» вы имеете в виду распространение идей трансгуманистов?

Он хлопнул ладонью по столу, выражая свое раздражение:

– Ну вот, приехали… Если вы хотите сказать: предлагать использовать технологии, чтобы улучшить качество жизни всех и каждого, чтобы уничтожить страдание, болезнь, инвалидность или помочь стареть лучше и дольше, то да, мы распространяем именно это. Вы видите какое-нибудь зло в том, что благодаря науке и роботехнике полный паралитик сможет снова ходить? Что благодаря ретинальному имплантату к слепому вернется зрение? Что пустяковое генетическое вмешательство в момент зачатия позволит будущему ребенку родиться без миопатии Дюшена?[75] Знаете ли вы, что в Израиле генетическая болезнь Тея – Сакса, смертельная для детей, поражала одного из тридцати евреев-ашкенази, а после внедрения быстрой и бесплатной генетической диагностики число младенцев, рожденных с этой патологией, значительно уменьшилось, и сейчас эта беда рода человеческого практически исчезает. И именно этому желают помешать биоконсерваторы? Но скажите мне, в чем тут зло?

Он валил все в одну кучу, и Одри не понравились его речи. Эти слова, без сомнения, были привлекательной упаковкой для куда более радикальных идей. Она много раз встречала определения «евгеника», «роботизация разума», «секта» применительно к движению трансгуманистов. Начинали с модификации гена, чтобы избежать миопатии Дюшена, а заодно решали выбрать пол ребенка. И цвет глаз. Где предел?

Но она слишком плохо разбиралась в предмете, чтобы аргументированно возражать, а может, введенная в заблуждение прессой, и сама ошибалась. Одри сосредоточилась на причине своего прихода.

– Расскажите мне о пресловутой «Implant party».

– Я организовал первую «Implant party» во Франции в марте 2016-го, во время фестиваля. Ничего незаконного, конечно, мы получили все разрешения. Почти сразу мы провели еще две, в Барселоне и Копенгагене, а следующая будет в Майами. И всякий раз настоящий успех. Люди просто шалеют. Они уходят с чипами под кожей и потом могут помещать на них все что угодно: номер своей банковской карты, конфиденциальные данные, причем без всякого риска, что они потеряются или что их украдут, в отличие от бумажника, флешки или жесткого диска. Они также, если пожелают, могут взаимодействовать со своим окружением, как сделал я. Достаточно установить приемные устройства в соответствующих местах. Пока еще в области улучшения и приращения мы делаем только первые шаги, но за нами будущее, и мы победим, хотите вы этого или нет. – Он вгляделся в нее своими чернильными зрачками. – Что же касается хирургического вмешательства, о котором вы говорили… Оно осуществлялось аккредитованными специалистами по татуировке и пирсингу в безупречных с точки зрения гигиены условиях. В имплантации чипа нет ничего сложного.

– Полагаю, у вас есть список лиц, получивших имплантат в ходе вашего мероприятия?