Лука, или Темное бессмертие

Научная фантастика.

Пустыми глазами он неотрывно смотрел на импровизированный саван. Конечно же, Бертран хотел сделать то же, что и его соседка по страданиям. Как и она, он разделся. Как и она, он попытался соорудить спасательный круг из своей одежды. Но Шарко помнил, как Бертран выдергивал нитки и наделал дыр в своем комбинезоне. Он лишил себя малейшего шанса на выживание. Какая грустная ирония судьбы…

Франк не осмеливался представить себе эти мучительные минуты. Как тот втягивает в последний раз воздух и в конце концов идет на дно от изнурения. А она, беспомощная, неспособная помочь, смотрит, как он тонет. Бертран наверняка изо всех сил бился о стенки, извергая из себя пузырьки воздуха. Наверняка проклинал ее.

Поговорив по телефону, Люси подошла и присела рядом со своим мужем; его мускулы были напряжены, а плечи сводило от тяжести.

– Звонил Жеко. Флоранс пришла в себя, когда ее грузили в вертолет. Они летят в больницу. По словам врача, она реагирует и будет вне опасности.

Шарко не ответил, даже не посмотрел на нее. Она помассировала ему затылок:

– Жеко попадет под свет всех прожекторов, но если Флоранс жива, то благодаря тебе, а не ему. Ты никогда не сдавался, всегда вел нас до конца.

– Благодаря мне? Она выжила, но что с ней станет? Она разрушена изнутри. Представь весь травматизм ее заточения, что она видела и пережила с Бертраном. Ей предстоит узнать, что ее мать убила человека и находится в тюрьме. Она не сможет больше выйти из дома, не будучи узнанной, она останется той, которая не умерла. И ей придется жить с этим до конца дней. – Он кивнул на накрытый цилиндр. – А его жена, ты о ней подумала? Одна, без малыша, да еще с висящей над ней историей с суррогатным материнством. Какое у нее будущее? Мы могильщики. Мы хороним то, что должно быть похоронено, и сразу переходим к другим делам, оставив позади людей в трауре. Я сыт этим по горло.

– Ты всегда все преодолевал, не вижу причин, почему бы ты не смог этого сделать и сейчас. И потом, я же здесь. Жюль и Адриен здесь. Спасая Флоранс, ты защищаешь и наших детей от всей этой… всей этой дряни.

Она была права. Просто еще одно уголовное дело. Ужасное, конечно, но разве Шарко на протяжении всей своей карьеры не сталкивался с многочисленными гранями ужаса? Разве он не имел дела с преступлениями против детей или с мерзкой торговлей людьми? Жертва остается жертвой, а преступник преступником в любом деле.

И потом, разве ему не представлялась масса случаев, когда он мог бы плюнуть на все и окончательно хлопнуть дверью? Однако он здесь, лицом к лицу с самой отвратительной смертью, потому что загадочные силы, таящиеся в темных извилинах его мозга, не позволяют ему отказаться от оперативной работы. Все эти жертвы, люди, прошедшие через ад, зовут его своими слабыми замогильными голосами и запрещают бросать их. Они требуют правосудия.

В этот момент, сидя в глубине подвала, он спросил себя, что бы с ним стало, останься он один после исчезновения своей первой жены, Сюзанны, без Люси, без детей. Он бы точно умер, сожранный циррозом или от пули, полученной в каком-нибудь тупике.

Он послал Люси слабую улыбку:

– А ты ничего не говоришь, ты-то как переносишь все это…

В свою очередь его рука скользнула к ее затылку и помассировала теплую кожу под волосами. Какая тьма скрывалась под ней? Даже после стольких лет Шарко не знал. Люси потеряла своих первых близнецов, но по-прежнему была здесь, так же крепко и прямо держась на ногах, как при их первой встрече. Он закрыл глаза и положил голову ей на плечо. Как же он любил эту женщину…

На его телефоне высветилось эсэмэс, и он прочел его: «Телефон садится, пока ничего интересного… Смена приедет через несколько часов, это тянется бесконечно, но мы держимся. У вас есть что-нибудь новенькое?»

Новенькое… Ну да, кое-что есть. Белланже не будет разочарован… Шарко ответит позже.

Поморщившись, он выпрямился с ощущением, что вся эта вода снаружи разъела ржавчиной его старый скелет, и привлек к себе Люси. Она права, он не может бросить. Не сейчас. Ради Бертрана, Пристера, ради Летиции Шапелье и ее дочери… И ради всех, кто работал, не зная передышки, над этим расследованием, оставив семьи и детей. С фонариком в руке он подошел к виселице и потрогал толстую веревку.

– Не понимаю, что эта штука тут делает. Кому она предназначалась? Какой финал готовил Ангел?

Нейронный механизм снова пришел в движение. Люси наблюдала за ним. Это снова был он, Шарко, акула, хищник, готовый к охоте. Он коснулся цилиндра Флоранс, оглядел его верхушку, уходящие в темноту трубы, потом подошел к камере, стоящей в стороне на треножнике. Световым лучом отследил подключенный к аппарату провод, который привел в отгороженную занавесом часть подвала.

– Тут Шевалье и устроил свою штаб-квартиру.

Жена шла за ним по пятам. Шарко осветил разложенный на полу в углу матрас. Рядом стопка сложенной одежды, холодильник, который он открыл. Полный. Электроплитка, прямо на полу. Рукой в перчатке коп поднял валяющуюся у стены маску Гая Фокса с черной бородкой. Поднес ее к лицу. Перед его глазами встал живущий затворником здесь, в безопасности подвала, Ангел, хотя в его распоряжении был комфорт всего дома.

– Крыса, – пробормотал он сквозь зубы. – Грязная крыса из канализации. Он умеет прятаться и жить под землей.

Разглядывал ли Шевалье в тишине своих жертв, прежде чем убраться отсюда и укрыться в другом месте? Получал ли он удовольствие, слушая, как они жалуются на судьбу? И куда он забился теперь? Остался ли во Франции? Утек за границу? И как давно он ушел отсюда?

Пусть вся полиция Франции и охотится за ним, не исключено, что она его никогда не найдет. Достаточно вспомнить Ксавье Дюпона де Лижонне, подозреваемого в пятикратном убийстве, чей портрет был разослан повсюду и который с 2011 года ни разу не попал в поле зрения камер наблюдения.

Электрический провод был подключен к двум ноутбукам старой модели, оставленным на столе. Рядом стул, корзина для бумаг, повсюду провода. Труба шла к крану с водой и соединялась с большим металлическим аппаратом, утыканным кнопками и стрелками.

– Это помпа, – объяснил Франк, нагнувшись. – Устройство, которое служило интерфейсом между компьютерами и цилиндрами.

Из этой переделанной помпы два садовых шланга поднимались к потолку, где их удерживали крюки, а потом спускались к цилиндрам. Помпа также была подсоединена к одному из компьютеров.

Франк вернулся к столу, заваленному различным оборудованием, отвертками из нержавеющей стали и прочими инструментами. Люси указала на шприц и прозрачные флаконы, на которых фломастером было написано: «Кет».

– Полагаю, «Кет» означает кетамин. Ветеринарный анестетик. Вот чем он их вырубил.

Франк обратил внимание на другой темный флакон без этикетки, стоящий рядом со спичечным коробком и разными канцтоварами: ручкой, резаком, рулоном скотча, белыми листами бумаги и наперстком. Он взял его, открутил крышку и понюхал. Поморщился.

– Что это? – спросила Люси.

Он вылил часть содержимого на бумагу:

– Тушь.

Шарко охватило странное чувство. Внутри прозвучал сигнал тревоги, достаточно близкий, чтобы он чувствовал его вибрацию, но достаточно далекий, чтобы он не понимал, откуда тот исходит. Почему обычная тушь вызвала у него головокружение?

Заинтригованный, он уставился на листок бумаги, потом потряс спичечный коробок, открыл его и высыпал содержимое на стол. Люси нахмурилась:

– Иголки?

И действительно, по столешнице разлетелся десяток иголок. У двух из них кончики были испачканы в туши. Шарко неожиданно нервными движениями начал рыться в материалах и листках. Он поднимал и переставлял предметы, и Люси поняла, что он ищет нечто конкретное.


Его взгляд остановился на корзине для бумаг. Он встал на колени и вывернул ее. Среди хаоса оберток от еды и пустых банок из-под коки он обнаружил тонкие нарезанные полоски и скомканный шарик бумаги.

Именно он его и заинтересовал. Шарко схватил комок и поднес к глазам. Потом аккуратно его расправил. Сквозь бумагу он увидел Люси, кусочками, там, где были вырезаны буквы всего несколько миллиметров шириной. Шарко снял куртку, завернул манжет рубашки и приложил листок к руке. И тут же отдернул его, словно бумага жгла ему пальцы. С изяществом перышка листок спланировал обратно на пол.

– Франк? Что происходит?

Ему потребовалось время, чтобы отреагировать и ответить. Он был оглушен, перед его глазами в ускоренном темпе мелькали картины, словно в последние секунды жизни. Ослепительными вспышками он прокручивал расследование, день за днем.

– Я знаю, где Ангел.

Теперь он схватился за голову, натянув кожу на лице так сильно, будто хотел ее сорвать.

– Мы ищем его повсюду, бегаем за ним как одержимые, а он с самого начала был у нас под носом. Он был тут, перед нами, каждую минуту каждого дня! Куда мы смотрели?

– Объяснись же, черт!

Шарко нагнулся и подобрал скомканную бумагу:

– Ты не понимаешь? Этот листок – трафарет, клише. Вырезаешь каттером буквы, приклеиваешь листок скотчем к коже, обмакиваешь иголку в тушь и накалываешь себе на кожу, следуя трафарету.

– Татуировка?

– Не просто какая-то татуировка.

Шарко расправил бумажку на темной поверхности стола. Люси почувствовала, как та же волна замешательства ударила ей в висок. Перевернутое сообщение содержало конкретную дату и время.

«7/11/2017 17:02»

Оглушенная, она отступила на шаг и едва услышала, как ее губы прошептали:

– Не хочешь же ты сказать, что…

– Именно. Ангел будущего – это труп из леса Бонди.





Часть вторая

Дьявол




40




По распоряжению Жеко в подвал им на смену прибыла другая группа криминалистов. Изучение места преступления, изъятие образцов и прочие процедуры потребуют еще массы времени и усилий. К тому же им нужно будет выделить биологические следы (пот, кровь, отпечатки, волосы, чешуйки кожи…) Фабриса Шевалье, чтобы научно доказать, что он, без тени сомнения, является телом из леса Бонди.

Ранним вечером Франк с Люси вернулись на вертолете в Бастион. Перед взлетом Шарко по телефону попросил Жака Леваллуа сообщить Летиции Шапелье относительно хорошую новость по поводу ее дочери и устроить так, чтобы они могли хотя бы поговорить. Флоранс очень нуждалась в поддержке матери; что до последней, любовь дочери будет ей необходима. Оставалась несчастная жена Бертрана Лесажа… Майору Боэси предстояло стать вестником злой судьбы…

В полете Франк еще раз прокрутил в голове весь ход расследования. Сделанное им открытие выбило его из колеи. Прибыв в Управление, он поднялся на лифте на седьмой этаж и закрылся в оперативном штабе вместе с десятком следователей.

Он самолично объявил им о новых обстоятельствах. Смерть Бертрана Лесажа… Чудесное спасение Флоранс и ее госпитализация… А главное, опознание трупа из Бонди.

После его монолога зал застыл в ошеломленном молчании. С прошлого вторника, дня, когда Грегуар Пристер скончался перед Бастионом, они гонялись за трупом из ящика в морге. За индивидуумом, чьи органы они видели собственными глазами или на фотографиях лежащими на металле стола для вскрытия.

Фабрис Шевалье был уже мертв, когда Летиция Шапелье разблокировала ПИН-код и вызвала срыв в работе кардиостимулятора. Если бы только они знали, можно было предупредить мрачную череду событий. Они могли в любой момент перекрыть доступ к сайту в Интернете. Они могли избежать появления кнопок «Спаси меня», открытия заслонок, смерти Бертрана. Они могли бы, да…

Даже мертвый, Ангел оказался сильнее их.

Шарко чувствовал, что руководители служб и его коллеги раздавлены, и у них имелись для этого все основания. Стоять у белой доски, на которой сохранились все его заметки с самого начала расследования, оказалось трудно, потому что именно он руководил своими людьми и отвечал за них.

– Я знаю, что это тяжелый удар, но никому, я повторяю, никому из нас не в чем себя упрекнуть. Мы не могли знать. Мы даже не могли заподозрить. Труп из Бонди был неузнаваем, ничто не связывало его с Ангелом будущего, за которым мы охотились. Нас захватила лавина, и все завертелось слишком быстро.

Лица оставались замкнутыми, он никого не убедил. Шарко помолчал, бросил взгляд на Люси и добавил:

– Не забудьте также, что нам удалось спасти Флоранс. Мы вырвали ее из дьявольского механизма, установленного Шевалье. Если бы этот мерзавец был жив, могу вас заверить, все было бы куда хуже. Он не дал бы нам действовать, и молодая женщина не выжила бы. Чем дольше я размышляю, тем больше уверен, что веревка висельника была приготовлена для него самого. Думаю, он покончил бы с собой в прямом эфире, перед миллионами людей, ясно осознавая, что рано или поздно его поймают. Он не желал ни чтобы на него охотились, ни прятаться до конца жизни. Он хотел представить свой манифест и уйти вот так, в петле.

Франку стоило непомерного усилия оставаться стоять и убеждать их, и он сражался с усталостью, поглощая горький кофе.