Непобедимое солнце. Книга 1
Часть 21 из 39 Информация о книге
— Да, — ответила я. — Сегодня я хочу позволить себе все. — Тут смешные люди, — сказал он. — Когда я оформлял машину, ко мне подошли двое бородачей и спрашивают — ты откуда? Я подумал, если скажу, что из Америки, так ведь нахамят. И отвечаю — из Калифорнии. Один спрашивает — где это? А второй говорит — а, помню, «Californication»[15]. Мы смотрели в лагере… — Californication, — повторила я. — Красивое слово. В нем есть что-то муравьиное. Такой сериал тоже был? — Все на свете — сериал, который уже был. «Тойота» действительно выглядела очень старой, даже древней. Открыв багажник, Фрэнк бросил туда наши сумки и сказал: — Вот царапины от стрел. — Может быть, это от боевых колючек, — ответила я. — Может быть, это римская «тойота», а не парфянская. — А ты умная, — кивнул он. — О такой возможности я не подумал. Прощай, Эдесса! — Это ты кому? — спросила я. — Городу. До Харрана было меньше часа езды, и я почти все время проспала. Пару раз я просыпалась, когда Фрэнк тормозил. Дорога была пустой несмотря на утро буднего дня — в зеркале заднего обзора мелькал только красный скутер с двумя синими ездоками, и еще дорогу один раз пересек трактор с прицепом, полным зеленого сена. Затормозив в очередной раз, Фрэнк достал телефон и вывел на экран карту. Изучив ее, он переключился на вид со спутника. — Посмотри. Это уже Карры. То есть Харран. Ничего не напоминает? Спутниковый снимок походил на выложенный зеленой плиткой пол, по которому долго долбили кувалдой: аккуратно расчерченные поля были глянцевым кафелем, а серые следы кувалды — человеческими поселениями. Самая большая из тусклых вмятин при увеличении и оказалась Харраном. Я сообщила Фрэнку про кувалду и плитку, но сравнение ему не понравилось. Он нахмурился. — Нет, — сказал он. — Вот посмотри, в центре Харрана — круглое пятно. Почти нет домов. Это старый город — он и по цвету и по форме похож на луну. Разве нет? — Ну, кто о чем, а вшивый о бане, — не без усилия перевела я на английский. — У меня нет вшей, — ответил Фрэнк. — Зря, — сказала я. — У Каракаллы наверняка были. — Ты злишься. — Я злюсь, — согласилась я. — Правда. — Зачем ты злишься? — Не знаю, — ответила я. — Мне здесь неуютно. Даже страшно. Так оно и было — но я поняла это только услышав собственные слова. — Ты просто чувствуешь энергию места, — сказал Фрэнк. — Оно невероятно мощное и древнее. И конфликтует с тобой, потому что ты конфликтуешь с ним. — Почему ты так думаешь? — Ты борешься с этим местом за меня. Он говорил это на полном серьезе. Кажется, он действительно чувствовал себя Каракаллой. Я даже фыркнула от возмущения. — Борюсь? Да пусть оно тебя забирает. Если вам друг с другом лучше. — Не ревнуй, — сказал Фрэнк снисходительно. Я готова была его укусить, но машина уже тронулась, и это могло быть опасно для зубов. Не уверена, что дело было в конкуренции за Фрэнка, но место мне действительно не нравилось. Солнце за тысячи лет опалило и как бы придавило окрестности, словно тут в незапамятные времена произошел секретный библейский грех, и бог все выжигал и выжигал его следы подвешенным в небе ядерным взрывом. Солнце ведь и есть ядерный взрыв, вспомнила я, просто очень далекий и крайне долгий. Ощущение древнего греха и беззакония только усилилось, когда мы приехали в Харран. Я увидела серо-желтые глинистые постройки, похожие по форме на врытые в землю стерженьки губной помады. Фрэнк, в полном соответствии с заветами Венской школы, сравнил их с головками снарядов. Все-таки интересно бывает наблюдать за искажениями восприятия, которые вызывает тестостерон. Конические домики казались очень старыми. Фрэнк объяснил, что это местный архитектурный стиль — так здесь строят уже несколько тысяч лет, и внутри этих глиняных каморок («это на самом деле не глина, а смесь грязи и сена») прохладно при любой жаре. Мне эти хижины не нравились. Они, как и все вокруг, словно бы напоминали о древней жути, забытой человечеством совсем недавно и с большим трудом. Окна и двери были маленькими, домишки лепились друг к другу тесно, как соты, и можно было не сомневаться, что люди существовали в них на правах пчел. В общем, не та древность, к которой хочется мечтательно прикоснуться. Но Фрэнк был счастлив. Когда он снова затормозил и остановился на обочине, желание укусить его у меня уже прошло. Он снова погрузился в карту на телефоне. — Тут должна быть бензоколонка. За окном была только старая стена и пыль. — Где? — Ты не туда смотришь. Внутри. Там был храм Луны. Он ткнул пальцем в экран телефона — в ту самую круглую серую плешь, которая напоминала ему луну. Вокруг нее на экране действительно было полукольцо, похожее на стену — и рядом, совсем недалеко, значок бензоколонки, называвшейся «Herbalife Harran». — Странное название для бензоколонки, — сказала я. — Гербалайф. Я ни одного подходящего здания тут не вижу. Зачем тебе бензоколонка? У нас полный бак. — На бензоколонке можно купить воды. И рядом всегда туалет. — Как мало американцы знают о мире, — вздохнула я. — Сиди здесь, — сказал он, — я схожу на разведку. Он вылез и пошел куда-то в желтое марево. На улице почти никого не было. Вслед за Фрэнком прошла пара бородачей в синих рабочих комбинезонах. Один из них тащил небольшой моток провода — наверно, подумала я, чинят древнюю телефонную линию в храм Луны. Видимо, за стеной все же была жизнь. Бородачи в комбинезонах снова появились на улице, сели на красный мопед и уехали. Фрэнка все не было. Прошло пять минут, потом десять. Потом двадцать. Я позвонила на его номер. Никто не отвечал. Я вдруг заметила, что на улице появились люди — они бежали к проходу в стене, где исчез Фрэнк. К моей машине подошел седоусый грузный турок, похожий на Тараса Бульбу, дефектнувшего к младшему сыну. — Это не ваш друг там? — сказал он с акцентом. — Там несчастье с человеком. — В таком длинном плаще? — спросила я, еще не веря своей догадке. — Да, — ответил турок. — Его убили. Эмодзи_привлекательной_блондинки_проснувшейся_на_ночном_кладбище_и_пытающейся_понять_как_она_на_него_попала. png Когда, кое-как пережив опознание Фрэнка и последующий допрос, я вернулась из полицейского участка в наш (теперь уже мой) номер в «El-Ruha», все было более-менее ясно. Эти двое на мопеде были, как думали полицейские, бандитами из Сирии. Они ехали за нами еще из Урфы — видимо, им Фрэнк и представился жителем Калифорнии. Похоже, они оказались не такими идиотами, как он решил. Может быть, они охотились на американцев. А может быть, он брякнул что-то необдуманное, о чем не рассказывал мне — у террористов ведь тоже есть свои триггерные темы. Они зарезали его в безлюдном проходе — и задержались лишь для того, чтобы оставить на стене идеологическое граффити на арабском. Из чего стало ясно, что это были идейные террористы. Их мопед уже нашли. Их самих — нет. — Ударили сверху и сзади, — сказал офицер, с которым я говорила. — Вот так… Он встал со своего стула, сделал несколько крадущихся шагов по комнате, приподнялся на цыпочках, как бы нависая над кем-то, идущим впереди — и быстро и страшно кольнул его сверху. — Прямо над ключицей. Умелая рука… Теперь их искали. Но похожих типов вокруг было пруд пруди. Сирия ведь совсем рядом. Я отдала полицейским вещи и документы Фрэнка и оставила свои координаты на тот случай, если со мной захотят пообщаться его родители, которые уже знали о несчастье и должны были скоро приехать в Турцию. Хоть я вернулась в Урфу и Харран остался далеко позади, у меня никак не получалось прийти в себя. Шок был настолько сильным, что я даже не думала о Фрэнке. Во всем этом словно присутствовала какая-то не понятая вовремя насмешка судьбы. Император едет в храм Луны… Император едет в храм Луны… Сначала я предположила, что видела фильм на эту тему. Такие каждый год пачками снимают в Азии, и с каждым годом они все тупее, а спецэффекты все красочнее. Но фильма в интернете я не нашла. Тогда я стала читать про Каракаллу. Краткий отчет о его жизни почти полностью совпадал с тем, что рассказывал мне Фрэнк — кроме истории про любовь к Луне. Об этом нигде не было ни слова. Абзац за абзацем я двигалась к концу императорской жизни — и чувствовала, что сейчас узнаю нечто жуткое. Конечно, так и случилось. 8 апреля 217 года Каракалла со свитой выехал из Эдессы в Карры, чтобы почтить местное лунное божество. Сам он ехал на белом жеребце, запахнувшись в пурпурную накидку-каракаллу, которой был обязан своим прозвищем. Впереди мчались ликторы и центурионы, разгонявшие встречных, позади — приближенные к императору сенаторы и всадники, так называемые amici (как бы «друзья» Александра, которому Каракалла подражал), еще дальше — скифы-телохранители в красных плащах. В какой-то момент император сделал знак остановиться — ему потребовалось справить нужду. Он отошел от дороги и присел в кустах. Сопровождавшие отъехали в сторону из деликатности. Тогда центурион Юлий Марциаллис, бывший у императора вестовым, пошел к нему словно бы по какому-то срочному делу. Приблизившись к сидящему на корточках Каракалле, он неожиданно ударил его кинжалом сверху — так, что лезвие прошло над ключицей. Император умер мгновенно… Фрэнк повторил последнюю поездку Каракаллы. Он выехал из Эдессы и почти доехал до храма Луны в Каррах. Его свитой была я. Мало того, я целую неделю работала его лунным божеством — но даже не знала, приходила ли ему в голову возможность такого поворота событий. Для него это было увлекательной игрой, но на кону в конце концов оказалась его жизнь… С древней силой Харрана шутить не стоило. «Наверно, — говорил у меня внутри чей-то тихий голос, — старые камни лучше не переворачивать, чтобы не будить спящих под ними скорпионов. Забытые мелодии лучше не насвистывать, чтобы не вызвать мрачных духов. Есть сны, от которых лучше просыпаться сразу…» Вещи Фрэнка увезла полиция. Но когда я полезла в свою сумку, первым, на что я наткнулась, был пластиковый пакет с видами Стамбула. Он лежал поверх остальных моих вещей. По форме пакета я догадалась, что в нем, и у меня в груди екнуло.