Непобедимое солнце. Книга 1

2.4 Мужчина сымитировал звуки салюта ртом и тазиком.

2.5 Мысль о шелудивой старухе не помогла россиянину остановить эякуляцию.

2.6 Женщина нашла в лесу скелет и признала в нем сына.

2.7 Девушка случайно обнажилась перед мужчиной и заставила его краснеть.

2.8 Фермер напился и был съеден гигантскими свиньями после сердечного приступа.

2.9 Россиянин забрался на крышу «Сапсана», устроил пожар и погиб.

2.10 Обезьяна бросилась на развешивающую белье женщину и погубила ее.

2.11 Мерзкое занятие босоногого авиапассажира возмутило попутчиков и попало на видео.

2.12 Под юбкой Маруси Гендер обнаружили стринги со стразами.

2.13 Опубликован разговор погибшего на банной вечеринке с продавцами сухого льда.

2.14 Работа мозга оказалась необъяснимой.



М-да. Мизогинию не пропьешь. Зря волновалась.

Главный мессидж опуса в том, писал Антоша, что глобальное уничтожение медийного бизнеса в его современной форме — это необходимый акт гражданской самообороны, если человечество всерьез планирует выжить. Новости должны выпускаться особого рода рыцарскими орденами, которые еще предстоит сформировать. Типа такая Касталия на службе человечества. А самое сложное в работе над романом — подобрать заголовки так, чтобы сквозь них просвечивал постепенно разворачивающийся сюжет.

Развитие ожидалось следующее: Россия будет слабеть, блуждая в аравийских песках и европейских трибуналах, начнется кризис, а потом некая партия, первоначально организованная властями для политической клоунады, сметет тирана вместе со всей его кликой (имеются в виду сетевые опричники) и начнется золотой русский век.

Тогда новостные заголовки будут такими:

N.1 Петух попал в ощип вместо куры.

N.2 Наевшаяся арбуза буфетчица помочилась за будкой.

N.3 Кот задремал на штабеле досок.

N.4 Между старыми шпалами вырос подорожник.

N.5 В туманный день водокачка почти не видна с реки.

N.6 Кто-то помолился: «Господи Исусе».



И так далее. Тихо, покойно, немного бюджетно — но никакой чернухи. И это вот и будет наш новый русский Логос.

Я не знаю, иронизировал Антоша или нет, но мне прямо захотелось в эту новую Россию. Во всяком случае, из первых двух блоков его романа я бы туда точно переехала.

Но пока что меня мотало по совсем другим местам — и уже через пять минут я полностью забыла об Антоше и кликбейте. А еще через десять незаметно уснула.

Когда я проснулась, был еще день. Я задремала без маски, но мне все равно снились мраморные лестницы и львиноголовые истуканы. Правда, по лестницам уже никто не прыгал. Видимо, просто эхо ночного трипа.

Рядом пищал интерком — он меня и разбудил.

— Саша, — сказала Со, — если будешь нас искать, мы у Тима в офисе.

Наверно, подумала я, это вежливый способ намекнуть, что меня хотят видеть.

Через несколько минут я постучала в дверь офиса.

— Входи.

Перегородка, делившая каюту пополам, была поднята, и Камень высился на подставке во всей своей древней славе. При свете дня он казался не таким обтекаемым — были видны мелкие неровности и сколы. Боевые шрамы. Такой биографии, подумала я, нет ни у одного земного героя.

— Гости уже ушли, — сказала Со. — Сразу после обеда.

Обед я проспала.

— Где ты нашла Алексея? — спросила я.

— Это не я, — ответила Со. — Это Раджив. Он их привез с какой-то конференции по Евразии. Алексей думал, будет встреча с американскими инвесторами.


— А кто он вообще?

— Чей-то там шестнадцатый референт по идеологии. Я эти ваши нюансы не всегда понимаю.

— Я тоже, — сказала я. — А чего он в Стамбуле делает? Что за конференция?

— По-моему, отдохнуть прилетел. Говорит, невыездной никуда кроме Турции из-за Украины.

— Еще пару раз так выступит, — сказала я, — и будет невыездной никуда кроме Украины из-за Турции.

Со засмеялась.

— Да нет, почему. Не преувеличивай, он ничего такого не сказал. Просто дискурс обкатывает. Как выражаются военные, бросовые испытания. Может, его для этого и послали.

— Угу, — вздохнула я. — Сволочь спонсирует протест против сволочи и приходит к власти на волне сволочного гнева. Даже таблички на кабинетах менять не надо. Я сегодня во сне что-то похожее видела…

— Что?

— Там была змея, которая кусает себя за хвост.

— Змея? — переспросил Тим. — Ну-ка подробнее.

— Она обвивала мраморного льва… Вернее, человека с головой льва…

И я рассказала свой сон про лестницы.

Со и Тим слушали очень внимательно.

— Вот это — единственное важное, — сказал Тим. — Ты знаешь, кто этот мальчик?

— Догадываюсь, — ответила я. — Это soltator. Так его и назвали.

— Это Элагабал. Будущий император Рима.

Я кивнула.

— Если ты увидела его, значит, Камень тебя принял, — сказала Со. — Ты спала в маске Солнца?

— Да. Это правильно?

— Как тебе угодно, — ответил Тим. — Если Камень начал с тобой говорить, сгодится любая из масок. Но есть разница между типами сна, который они наводят.

— А какие бывают типы?

— Я неправильно выразился, — сказал Тим. — Сон всегда одного типа — ты засыпаешь, и он снится. Но если ты надеваешь маску Луны, тебе как бы что-то рассказывают, хотя ты и видишь это тоже. Похоже на кино. А если ты надеваешь маску Солнца, все происходит лично с тобой. Иногда опыт может показаться слишком интенсивным и даже страшным.

— Когда Фрэнк рассказывал мне про Каракаллу, я буквально видела то, о чем он говорил…

Я собиралась добавить, что мы подолгу лежали в этих масках рядом, но удержалась.

— Попробуй разные варианты, — сказал Тим. — Потом расскажешь.

Укладываясь вечером спать, я решила, что спокойнее будет надеть маску Луны. Но сон все равно начался точно с того места, где кончился прошлый.

Эмодзи_эффектной_блондинки_спустившейся_в_прошлое_так_глубоко_что_оттуда_не_виден_будущий_подвал_с_древнерусскими_трупами_над_которым_кликбейтные_пресступники_на_розовых_самокатах_отнимают_фаллоимитаторы_у_белых_ниггаз_мечтающих_гендерно_выйти_в_свет_в_стрингах_со_стразами_или_хотя_бы_бюджетно_помочиться_за_будкой_в_новой_россии. png





Потрясение было таким сильным, что память вернулась ко мне не сразу. Сначала я вспомнил имя бога, которому служу. А потом свое имя.

Меня звали Варий Авит. Моего бога звали Элагабал.

Под этим именем в Эмесе поклонялись Солнцу, и храм Солнца был главной достопримечательностью города. Наша семья служила Элагабалу много веков.

Мой прадед Юлий Бассиан был жрецом Солнца и отцом Юлии Домны, а та была вдовой Септимия Севера и матерью императора, прозванного в народе Каракаллой. После смерти мужа именно моя бабка Домна управляла огромной империей, пока Каракалла носился со своими легионами по ее границам.

Своего официального отца — мелкого чиновника — я видел в Эмесе редко: он избегал этого города, и моим воспитанием заведовали в основном женщины.

Малышом я много ездил со старшими. Я был несколько раз в Риме. Британию я помнил смутно. Потом снова Рим, Никомедия — и наконец Эмеса. Хоть я и провел большую часть жизни в Сирии, из-за своих путешествий я считал себя жителем мира.

От Рима в моей памяти остался только городской шум, особый ни на что не похожий римский запах — и смеющиеся солнцу с трех этажей статуи Септикодиума, храма семи планет, построенного моим дедом Севером. Впрочем, слово «храм» подходило не слишком: здание было скорее узкой декорацией, закрывающей уродливые углы близлежащих домов.

Фальшивый фасад империи, любил повторять отец, водивший меня гулять среди деревьев и фонтанов. Он был прав — Септикодиум состоял из одного фасада. Но в чем заключалась фальшь, я не понимал. Фонтаны давали прохладу, деревья — тень, Септикодиум сверкал, он был прекрасен, а что такое правда, если не красота? Если правда — это что-то другое, зачем и кому она тогда нужна?