Песок вечности

– Я хочу его купить.

– Меч?

– Ну да. Ведь тот, что реквизировал у рыцаря, я потерял в этом чертовом провале.

– Ждешь, что я буду возражать? Не буду. Да и как я могла бы? Останется на память. Покупай, конечно, если он тебе нравится. Нравится?

– Да, – ответил Макс и, слегка поморщившись, добавил: – Только, единственное, он легковат по сравнению с тем, настоящим.

Кузнец, очевидно заметив на лице Макса признаки некоторого сомнения, задал какой-то вопрос.

– Он спрашивает, в чем дело, – вновь перевела с французского Аня.

– Скажи ему, что я его покупаю.

Цена была названа, с Аниной точки зрения, совершенно несообразная, но Макс подтвердил свое намерение. Кузнец, естественно, выразил свое удовлетворение, но все же спросил:

– Но тем не менее вас что-то смущает, месье. Не так ли?

– Все хорошо, – ответил Макс, – только он слишком легкий по сравнению с настоящим средневековым.

Когда Аня перевела это, кузнец взглянул на Макса уже с нешуточным интересом.

– Он действительно немного легче, чем подлинные средневековые мечи, – ответил мастер. – Выходит, месье знаком со средневековым оружием?

– Есть немного, – сказал Макс.

– Откуда?

– Да вот как-то так уж вышло, – произнес Макс, неопределенно покрутив пальцами в воздухе.

Кузнец внимательно посмотрел на него, но никак не прокомментировал неопределенный ответ. Вместо этого, возвращаясь к делу, он предложил, заодно с мечом, купить у него ножны и ремень с подвеской. В конце концов, бизнес прежде всего. Макс, естественно, с энтузиазмом согласился. Конечно, это обошлось недешево, но Аня помалкивала, видя воодушевление Макса. Нормальный мужчина не может быть равнодушен к оружию – она знала это, и в этом ей виделось нечто древнее, извечное. Женщинам это трудно понять, и им остается только принять это.

Само собой разумеется, что Макс тут же нацепил ножны с мечом на себя и, пребывая в перевозбужденном состоянии, непрерывно говорил. Но Аня опять слушала невнимательно, понимая, что он просто сбрасывает избыток эмоций. Вместо этого она смотрела на него и улыбалась.

«Сейчас, – подумала она, – для полноты картины ему недостает только соответствующего костюма», – и в этот момент она увидела вывеску: «Средневековая одежда напрокат + фото».

– Макс, – сказала она, – у меня есть предложение.

– Случайно, не руки и сердца? – спросил он.

– Они мне самой нужны, – рассмеялась Аня. – И потом, насколько я понимаю, это должен предлагать кавалер.

– А кавалеру, получается, они не нужны?

– Ну, наверное, не очень, если предлагает.

– Предлагает, не думая. Хорошо, если дама не примет, скажет: «У меня свои есть». А если примет? Что тогда? Муж в некомплекте? Ну, ладно еще бессердечный у нее будет супруг – это куда ни шло. Но однорукий? Это как-то уже не катит: вид не тот. И кстати, сердце-то одно, но руки ведь две. Надо уточнять, левую предлагаешь или правую. И вообще, почему именно руки и сердца, а не, к примеру, ноги и печени?

– Одноногий инвалид еще хуже, чем однорукий.

– Ты думаешь?

– Пусть лучше наши конечности останутся при нас, ладно? У меня предложение куда менее радикальное, без членовредительства.

– Это утешает.

– Помнишь, мы хотели подурачиться?

– А чем мы сейчас занимаемся?

– Я имею в виду дуракаваляние с медиа, – сказала Аня, смеясь. – Короче, я предлагаю взять средневековую одежду напрокат и пофоткаться. Идет?

– Здесь такое есть? А! Я вижу – вон там, да? Фотосессия: «С мечом и верной подругой»? Давай!

Они надели взятую напрокат одежду поверх собственной. Макс красовался теперь в коричневой рубахе, доходившей до колен. Как им сообщили, этот предмет одежды назывался «котт» и в норме надевался на нательную рубашку белого цвета – «камиз», но Макс отказался от нее, натянув котт прямо на свою майку и перетянув его ремнем с висящим на нем большим кожаным кошелем. На голове у Макса была теперь мягкая суконная шапка с пером, и, разумеется, эту экипировку дополнял меч в ножнах.

Аня облачилась в голубое платье с красивой отделкой. Женщина, вместе с мужчиной-фотографом, обслуживавшая их, сказала Ане, что оно называется «блио» и что, как правило, оно было без рукавов. Вообще говоря, оно надевалось на нижнее платье – «шен», рукава которого выходили из-под блио и которое было обычно видно еще в боковых разрезах и иногда на подоле и на вороте. Шен тоже можно было надеть при желании, но для этого нужно было бы снять сарафан, чего Аня делать не стала, а просто натянула сверху на сарафан блио с рукавами – такие тоже были. Платье было длинным – Ане объяснили, что подол его должен был не доходить всего две ладони до земли. Когда она заметила, что ходить в двух платьях, должно быть, тяжеловато и неудобно, женщина усмехнулась и рассказала, что на самом деле носили не два, а целых три одеяния: под шен надевалась еще исподняя рубашка – так же, как и у мужчин, именовавшаяся «камиз».

– Мамочки! – сказала Аня. – Этим несчастным остается только посочувствовать. Свариться же можно.

Пришлось слегка помучаться с поясом, который полагалось завязывать двумя красивыми узлами. К тому же нужно было еще и сделать так, чтобы после этого оба конца пояса оказались равной длины. Причем они должны были быть длинными и едва не волочиться по земле. Прическа-хвостик, естественно, также не годилась, и, посмотрев на других, Аня просто стянула резинку и распустила волосы, решив, что для фото «под Средневековье» и так уже хорошо.

Затем их фотографировали, причем Макса снимали исключительно выше колен, так чтобы джинсы не попадали в кадр. Аня и Макс вначале делали серьезные мины, но затем вновь сбились на шутовство. Макс, как всегда, острил, Аня хохотала и чувствовала себя легко и раскрепощенно.


Внезапно ей на некий миг показалось, что вокруг потемнело. Она взглянула на небо – оно было совершенно безоблачным, но солнце было почему-то зеленого оттенка и оказалось окруженным радужным ореолом.

Сердце забилось учащенно. Аня с трудом сглотнула и на несколько секунд зажмурилась. Когда же вновь открыла глаза, солнце опять сияло, как обычно, и было, как положено, желтым. Аня почувствовала, что ее отпускает и расслабилась. «Наверное, показалось», – подумала она.

Они с Максом продолжали перебрасываться шутливыми репликами, но чувство легкости и беззаботной радости, которое она только что испытывала, куда-то исчезло. Напротив, вместо этого где-то глубоко-глубоко в душе зашевелилась тревога, казавшаяся беспричинной. Аней овладело ощущение неуюта, щемящей тоски, хотя как будто ничего особенного не происходило. Все было вроде бы как обычно. Но отчего-то тревога не оставляла Аню, а лишь нарастала, вызывая чувство неприкаянности. Сердце вдруг словно сжала холодная рука, и дыхание сбилось. Почему это происходило? Что-то все-таки было не так?

Аня осмотрелась. Ведь все нормально, окружающее не изменилось. Или изменилось?! «Картинка не складывается», – вспомнила Аня ту фразу, пришедшая ей на ум, когда они еще только подходили к Старому городу.

Аня стала приглядываться к людям вокруг, с растущим беспокойством замечая, что лица, кажется, стали какими-то другими: угрюмыми, слишком серьезными, словно застывшими в гримасе покорного безразличия. Совсем не такими, какие Аня привыкла видеть в Европе.

Но тут присутствовало что-то еще. Да-да, точно. Улыбки куда-то исчезли, не было слышно смеха. Словно они пришли не на развлекательное мероприятие, а на базар, реальный средневековый базар! Дети, которых только что было полно, большей частью куда-то пропали. Остались немногие, и все, как на подбор, худые и с какими-то голодными глазами. Но вот и айфон! Слава бо… Ох! Не айфон это вовсе, это – несколько золотых монет, которые держит на ладони и перебирает тучный мужчина. Среди тощего большинства он выглядит как просто жутко толстый и беззубый! И многие тут без зубов. Аня почувствовала, как страх сжимает ей горло.

– Макс, – с трудом произнесла она, чуть ворочая языком. Она попыталась продолжить, но вместо этого сумела издать лишь какой-то нечленораздельный звук, как если бы она прочищала горло. Ее охватил ужас.

– Вижу, – тихо ответил Макс и схватил Аню за руки. – Палы-ёлы! Кажется, все по новенькой.

Они обвели взглядом Рыночную площадь. Все были в средневековой одежде – шорты, майки и джинсы растаяли, как мираж. Темные очки, как и очки вообще, растворились. Автомобилей, которые только что стояли припаркованными у тротуара, не было, также как и парковочного автомата, и знака «Р», и как и самого тротуара. Зато появился колодец с водой, которую пили лошади, окружившие его. В воздухе стоял запах навоза и сена. Таблички с названием площади и примыкавшей к ней улицы исчезли. Хозяева проката одежды, мужчина и женщина, которые только что их обслуживали, сгинули, как фата-моргана, словно их и не было вовсе.

– Боже мой, Макс, – с трудом, запинаясь, произнесла Аня. – Мы опять провалились в этот проклятый XIII век! Как? Почему?!

Макс ничего не ответил: он стоял, сцепив зубы, по-прежнему держа Анины руки в своих и водя взглядом вокруг – в надежде, что это просто какое-то дурацкое недоразумение, и сейчас все разъяснится. Что они в 2014 году. Но его взгляд не находил ничего, что могло бы поддержать эту надежду. Внезапно он издал возбужденный возглас и показал рукой куда-то вправо.

– Смотри! – воскликнул он. – Вон мужик в наушниках!

Аня посмотрела в ту сторону, куда показывал Макс, и увидела того, кого он, очевидно, имел в виду: это был опрятно одетый мужчина в шапке с… Да, это были «наушники», точнее сказать, суконные науши – часть шапки, прикрывающая уши. И все.

– Макс, – начала Аня, – это…

– Уже вижу, – перебил он. – Это просто прикид такой. Какого черта он это носит летом? Что, уши мерзнут?

– Наверное. Тогда было гораздо холодней. В XIII веке как раз началось похолодание – малый ледниковый период. Чувствуешь, как прохладно? Господи, Макс, точно как-то зябко.

– Сдается мне, у нас с тобой начинается большой ледниковый период, – мрачно произнес Макс. – О! Айфон!

Он выхватил аппарат из кармана. Звон повторился, но теперь Ане с Максом стало ясно, что это не сигнал айфона – это звенит колокольчик в руках торговца, должно быть, для привлечения внимания покупателей.

Макс теперь возился с гаджетом.

«В самом деле, – подумала Аня, – именно это нужно было сделать в первую очередь».

– Ну что? – замирая, спросила она.

– Ничего хорошего, – мрачно ответил Макс. – Айфон сдох. То есть он заряжен: можно фотографировать или поиграть в игрушку. Но сети нет. Сотовая связь отсутствует.

– Что же нам делать? На нас уже косо смотрят, и я заметила, как какой-то мужик показал на нас пальцем.

– Так, быстро осмотрели себя: что мы имеем? И давай отойдем вот сюда, к стеночке, чтобы нас не так заметно было. Сюда, в этот закуток.

Они оглядели себя: Аня была почти полностью в средневековом облачении, и только босоножки немного виднелись из-под спускающегося почти до земли блио. Иными словами, ее вид более-менее соответствовал эпохе. Хуже обстояли дела у Макса: если сверху он еще выглядел относительно приемлемо, то снизу на нем красовались джинсы, а ноги были обуты в кроссовки. Но главное то, что на нем был меч, – это Аня поняла очень скоро.

– Что они все так странно себя ведут? – спросил Макс.

– Что ты имеешь в виду? – уточнила Аня.

– Косятся, но держатся как-то с опаской, – объяснил он. – Как будто боятся.

– Конечно, боятся, – сказала Аня. – Я все поняла: на тебе меч, вот в чем дело!

– Ты думаешь?

– Я уверена. Меч – это код.

– Не понял.

– Я кое-что почитала про XIII век, помнишь, когда мы готовились? Так вот, это эпоха кодов, – пояснила Аня. – В том числе дресс-кодов. Люди в Средневековье не могли сами выбирать, что им надеть, – это все было строго регламентировано. Кто какую одежду имеет право носить, было жестко закреплено: в зависимости от сословия, профессии, должности и так далее.

– А оружие?

– Оружие тем более! Крестьяне вообще не имели права ни иметь, ни носить его. Горожане имели оружие, если состояли в городском ополчении, но могли носить его только в этом самом ополчении. К тому же не меч, а копье или алебарду. А меч носили только дворяне, рыцари.

– То есть я выгляжу как дворянин, так, что ли?

– Конечно! Они все в этом уверены!