Песок вечности

– О них, кроме меня, знают еще глухонемые супруги, живущие в моем доме и ведущие мое скромное хозяйство. Кстати, именно они и сообщили мне о том, что молодых мужчину и женщину преследуют по улицам люди де Монфора.

– Сообщили? Глухонемые?! – поразился Макс.

– Да, у нас есть особая система жестов и выражений лица, которую мы выработали и при помощи коей мы можем сообщать друг другу самое важное.

«Понятно, – подумала Аня, – глухонемые! Конечно, от них никто ничего не узнает. Они наверняка еще и неграмотные. Умно».

– Но, – продолжил Бертран, – мало знать об этих тайных помещениях. Надобно еще знать секрет дверей.

– А его знаешь только ты, да?

– Его еще знал тот, кто все это измыслил, и те, кто это построили.

Лицо Бертрана омрачилось, и он печально посмотрел на Аню и Макса.

– Их уже нет среди тех, что, подобно нам, вынуждены жить в царстве Люцифера, – произнес он. – Их чистые души созерцают ныне лик Божий в царстве Духа, в жизни вечной.

– Их убили? – тихо спросила Аня.

– Они пали жертвой ярости крестоносных собак в последнем нашем оплоте.

– В Монсегюре?! – вырвалось у Ани.

– Тебе что-то об этом известно? – встрепенулся Бертран.

Известно ли ей? У Ани перед глазами вновь встала картина резни в гроте Ломбрив. Она, наверное, никогда не сможет ее забыть.

Аня беззвучно вздохнула. Макс посмотрел на нее с тревогой.

– Я слышала об этом, – сказала она.

– А кто был тот человек, который все это придумал? – спросил Макс, уводя разговор из опасной точки.

– Это был человек вроде тебя, – ответил Бертран, – он тоже любил технику. Бог даровал ему великую искусность ума. – Он отвел глаза в сторону и задумался, видимо, вспоминая своего давнего друга и все, что было с ним связано.

Какое-то время все сидели молча, ели нехитрую снедь и запивали вином.

– Да, кстати, Максимус, – обратился вдруг Бертран к Максу, – я все хотел тебя спросить.

– Слушаю тебя, – отозвался Макс, насторожившись.

– Твоя обувь, уж не из кожи ли она сделана?

Макс вспомнил, что катары распространяли заповедь «не убий!» и на животных, и по этой причине, в частности, полностью отказались от животной пищи. Понятно. Он посмотрел на кроссовки. Да уж, чего-чего, но кожи там точно не было. Они были матерчатыми, и принять их за кожаные было, как казалось Максу, невозможно. Значит, речь идет о подошвах. Они, конечно, были из синтетической резины. Как ему объяснить? Но ведь был же и натуральный каучук! И в конце концов, как химик химику…

– Нет, – ответил он Бертрану, – они сделаны не из кожи. Я бы никогда таких не надел. Я против убийства любых живых существ.

Лицо Бертрана посветлело при этих словах.

– Подошвы изготовлены из млекоподобного сока деревьев особого рода, что растут у нас в стране, – начал Макс, уверенный, что собеседнику ничего не может быть известно о гевее, так же как и о том, что это тропическое дерево, отнюдь не встречающееся в лесах Германии, а растущее в не открытой еще Южной Америке. – Этот сок загустевает, и после некоторой обработки из него можно сделать много полезных вещей.

Закончив эту длинную и утомительную реплику, Макс беззвучно отдулся. «Надеюсь, – подумал он, – мне не придется ему описывать технологию вулканизации каучука».

– Дивны дела твои, Господи, – произнес Бертран, выслушав это объяснение. – Никогда о подобном не слыхал! И у Плиния Старшего во всех тридцати шести томах его «Естественной истории» нет об этом ни слова. Это интересно!

– Ты прочел всего Плиния? Тридцать шесть томов?! – поразилась Аня.

– Да, это так, – ответил Бертран и показал на книжные полки. – Они все здесь, все тридцать шесть. Не удивляйся, сестра. Я собирал библиотеку долгие годы, и это единственное, что есть ценного в моем доме. Я никогда не стремился стяжать богатство – мне этого не нужно. Но книги – это особое дело. Однако же, сколь бы ни старался, я все равно не имел бы такого собрания, если бы не мой совершенный брат. Тот самый, который соорудил здесь все эти хитрые механизмы.

Аня поняла, что тот человек принадлежал к числу «совершенных», тогда как сам Бертран был, несомненно, из числа «верующих».

– Так что весь Плиний тут, на этих полках, – продолжил хозяин. – Но я не во всем могу с ним согласиться. Сколь бы ни был он авторитетен, сие никоим образом не значит, что он непогрешим. В науке такого не может и не должно быть.

– Верно, – сказал Макс. – Ученый не может доверять чьим-то словам, пока сам не проверит.

– Ты прав, брат. Тот, кто идет путем познания, тот идет путем сомнения.

– Да, – согласилась Аня, – познание начинается с сомнения. Кто ни в чем не сомневается, тот не узнает ничего нового.

– Ты говоришь глубоко обдуманные слова, сестра. Теперь я вижу, что ты действительно изучала философию, но не схоластику, а что-то иное, необычное.

– Просто мой наставник приучил меня смотреть не на внешнее, а в глубину. Без гнева и пристрастия, – кстати вспомнила Аня это латинское выражение.


– Я понял. Да, не должно быть абстрактных авторитетов. Вот и у Плиния: он сообщает нечто, а я провожу опыт и убеждаюсь в том, что он ошибается.

– Например? – Аня увлекалась беседой все более и более.

– Например, сведения об алмазах, которые он приводит, не отвечают фактам. Так, он утверждает, что если по алмазу бить молотом, то он и тогда не расколется. Я убедился, что это чепуха!

– Ты бил по алмазу молотом?! – ужаснулся Макс.

Он-то учился не по Плинию и хорошо знал, что алмаз обладает совершенной спайностью по некоторым направлениям, и поэтому, если по нему ударить молотком, он просто разлетится в пыль. Алмаз обладает высочайшей твердостью – это да. Но не следует путать твердость с прочностью, так как это совершенно разные вещи. И вот, чтобы установить это, Бертран угробил алмаз и абсолютно спокойно говорит об этом! Впервые в своей жизни Макс видел перед собой человека действительно свободного от жажды стяжательства. Это произвело на него сильное впечатление.

– Да, бил, – ответил Бертран. – Алмаз попросту разлетелся. Из этого опыта я сделал вывод, что твердость и прочность следует ясно различать между собою.

– Я понял тебя, – только и смог сказать Макс.

– Или вот еще. Плиний пишет про «женские» и «мужские» алмазы.

– Это как же? – услышав эту чушь, не сдержалась Аня, не успев подумать о том, что выдавала этим свое незнакомство с трудами Плиния Старшего.

– А вот так. Якобы они различаются по половым признакам, подобно людям и скотам. Я не нашел ничего, что свидетельствовало бы о подобном. Он так же, как мне представляется, необоснованно распространяет свойства живых существ на минералы, наделяя их жизнью, что не находит себе подтверждения в опытах. И целая толпа «последователей», называющих себя учеными, веками продолжает просто переписывать эту чушь у него и друг у друга, вместо того чтобы подвергнуть эти сообщения опытной проверке.

– То, что ты рассказываешь, очень печально, – заметила Аня. – Такие, значит, они ученые. Вообще, в лапидариях очень часто встречаются странные и неправдоподобные сведения. К примеру, о целебных и прочих удивительных свойствах камней.

– Ты тоже заметила! Что ты имеешь в виду?

– Скажем, пишут, что аметист предохраняет от опьяняющего действия алкоголя. Даже само слово «аметист» означает по-гречески «не пьяный». А мне случилось видеть, как человек, на котором было кольцо с аметистом, начав пить брагу, как это принято в моей стране, очень быстро опьянел и даже упал под стол.

Макс держался из последних сил, стараясь не рассмеяться. Он ясно вспомнил этот случай, который произошел на пятидесятилетнем юбилее Аниного отца. Ее родители давно уже стали приглашать Макса на подобные мероприятия. И вот там один ее родственник, кажется двоюродный брат, несмотря на сильное раздражение жены, надел кольцо с аметистом и во всеуслышание заявил, что ему «отключка» не грозит, так как камень его якобы от этого защитит. И давай глушить «белую» в спринтерском темпе. Ну и не прошло и часа, как он в совершенно буквальном смысле свалился под стол. Надо же! Вот бы удивились те гости, что там были, если бы узнали, где и кому Аня поведала об этом.

– Это весьма интересно! – отреагировал Бертран. – Я подобного не наблюдал. Но это только еще раз подтверждает необходимость опытной проверки любых сведений.

Он хотел еще что-то добавить, но в этот момент раздался мелодичный звон колокольчика…





Глава 13

Важное сообщение




Колокольчик звякнул еще раз. На лице Бертрана появилось озабоченное выражение, и он встал. – Это сигнал для меня, – пояснил он. – Я должен вас покинуть на некоторое время. Чувствуйте себя как дома, отдыхайте. Я скоро вернусь.

И с этими словами он вышел, плотно затворив за собою дверь.

– Серьезный мужик Бертран, – заявил Макс. – Потайные комнаты, замаскированные двери, которые поднимаются и опускаются при нажатии невидимых кнопок. Система сигнализации. Круто!

– По-настоящему крутым был тот его товарищ из «совершенных», который сконструировал это все, очень может быть, что и сигнализацию тоже. Кстати, я никаких колокольчиков тут не вижу, а ты?

– Я тоже. – Макс покачал головой и добавил с восхищением в голосе: – Значит, куда-то упрятаны. Между прочим, «охотники» обыскали весь дом, но нашли фигу. А ведь все эти помещения не мираж, они место занимают. И надо же, никто об их наличии даже не догадывается! Да, искусность ума, ничего не скажешь! И попилили эти крестоносцы, не солоно хлебавши. Де Монфор-младший! Ты ж понимаешь! А куда, кстати, делся его папаша?

– Ты разве забыл? Горит в аду.

– Да это понятно, его туда без визы впустили. И ПМЖ предоставили, бессрочное. Я в том смысле, как он туда попал? Неужто мирно почил в своей кроватке, и этот де Монфор-младший с благочестивой миной сидел у его одра?

– Подозреваю, что вряд ли, – ответила Аня.

– Вот и я очень надеюсь, что его пропустили туда раньше срока, вне очереди. И от всего сердца и прочих органов желаю этому, младшему, скорейшего воссоединения семьи.

– Ох, Макс! – вздохнув, заметила Аня. – Все это хорошо, но нам бы самим воссоединиться с XXI веком. И «искусность ума» нам с тобой сейчас точно не помешала бы.

– Ты же сама только недавно говорила, что думать об этом бесполезно! Что от нас ничего не зависит и что утро вечера мудренее. Тебе не кажется, что противоречишь сама себе?

– Нет, мне не кажется. Мало ли что я говорила! То было тогда, а теперь я хочу обсудить это. Все равно не думать об этом невозможно.

– Железная логика! Ладно-ладно, можно и обсудить! Но, действительно, что мы можем сделать?

– А если подумать?

– Что тут придумаешь? Ты о чем?

– Ну, как так могло случиться, что мы сюда опять провалились, в этот самый 1244 год? И хорошо бы еще помозговать над той картинкой, что мы видели.