Поступь хаоса

– Уверен? Ты должен быть уверен, Мэнчи. Совершенно уверен!

– Туда! – И он сорвался с места, через кусты и на ту тропу, што бежала параллельно реке, прочь от армии.

Бежал к Убежищу.

Совершенно непонятно почему, но кому какое дело? И в следующую секунду я уже бежал за ним, насколько позволяли раны. Бежал, а он скакал впереди, и я думал про себя: Хороший пес чертов хороший пес!





27

Вперед




– Сюда, Тодд! – Мэнчи поскакал вокруг очередного утеса.

После спачьего лагеря местность с каждым шагом делалась все более пересеченной. Лес уже пару часов как вспух холмами, и мы бежали то вверх, то вниз, то опять вверх, и местами это уже был не бег, а хорошо если ходьба, да и то небыстрая. Взобравшись на вершину следующего, я окинул взглядом целый волнистый пейзаж, укрытый лесом, – некоторые холмы настолько крутые, што проще обойти, чем перейти. Река с дорогой змеями петляли между них справа от меня и довольно далеко, временами вовсе пропадая из виду.

Даже со всеми пластырями, из сил выбивавшимися, штобы меня починить, каждый шаг стрелял мне в спину и в голову, так што то и дело приходилось останавливаться, а то и опорожнять и без того совершенно пустой желудок.

Но мы все равно продвигались вперед.

Быстрее, думал я про себя, двигай быстрее, Тодд Хьюитт.

Они все равно уже получили фору в полдня, а может, даже и полтора, и я понятия не имел, куда они движутся или што Аарон намерен там делать, так што мы просто шли.

– Ты уверен? – все время допрашивал я Мэнчи.

– Туда! – неизменно гавкал он в ответ.

А вот што точно не имело никакого смысла, так это то, што идти приходилось в ту же сторону, куда мы с Виолой и так собирались: вдоль по реке, подальше от дороги, на восток, к Убежищу. Ума не приложу, с какой стати Аарону туда понадобилось. Почему прочь от армии? Но именно туда вели их следы, и туда мы по ним шли.

Мы шли всю середину дня, вверх по холмам, вниз по холмам, но так и так вперед, через лес, который из широколиственного равнинного постепенно обратился в более игольчатый, высокий и стрелообразный. Деревья здесь даже пахли по-другому – остро, едко, так што я ощущал вкус воздуха на языке. Мы с Мэнчи перепрыгивали через ручьи и речушки, питавшие большую реку; я иногда останавливался наполнить фляги, но потом мы продолжали путь.

Я пытался не думать. Совсем. Держать концентрашию на цели, на Виоле, на том, штобы ее найти. Не вспоминать, как она выглядела, когда я убил спакла. Как она боялась меня, как пятилась, словно я мог причинить ей какой-то вред. И как испугалась, когда Аарон схватил ее, а от меня не было никакой пользы.

И про Шум спакла я тоже старался не вспоминать и какой в нем был страх и какое удивление што его убивают вот так ни за што ни про што за то што он просто рыбак и как хруст прошел вверх по моей руке когда нож воткнулся в тело и какая темная красная кровь у него была когда текла на меня и это непонимание растерянность хлестали из его Шума в мой когда он умирал умирал умирал уми…

Нет, я не думал об этом.

Мы шли вперед, шли вперед.

День миновал, свечерело, лес и холмы, видимо, решили не кончаться. К тому же возникла новая проблема.

– Еда, Тодд?

– Еды никакой не осталось, – проворчал я, оскальзываясь на грязи по дороге с холма. – Для себя у меня тоже ничего нет.

– Еда?

Даже не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как я в последний раз ел, и спал заодно тоже, если на то пошло, потому как обморок за сон не считается.

И сколько дней мне еще быть мальчиком, я уже тоже запутался, хотя могу точно сказать, што мужество никогда еще не ощущалось таким далеким.

– Белка! – заорал внезапно Мэнчи и припустил вокруг ствола очередного игольчатого дерева, ломясь через разросшиеся внизу папоротники.

Никакой белки я даже заметить не успел, но сверху слышалось Пес – вертун а снизу «Белка!» и сверху Вертун… Вертун… Вертун… а потом все разом заткнулось.

Мэнчи выпрыгнул из папоротников с висящей из пасти белкой, куда крупнее и коричневее, чем наши, с болота. Он гордо плюхнул ее на землю передо мной – костистый кровавый комок, – и я как-то моментально перестал быть голодным.

– Еда!

– Хорошо, мальчик. – Я смотрел куда угодно, только не на добычу. – Можешь съесть ее сам.

Я потел сильно больше нормального, и пока Мэнчи приканчивал ужин, выпил несколько больших глотков воды. Мелкий гнус клубился вокруг почти невидимым облаком, так што приходилось все время отмахиваться.

Я снова закашлялся, игнорируя боль в спине и боль в голове, а когда Мэнчи наелся и был готов двигаться дальше, я встал, покачался чутка, но двинулся.

Иди, Тодд Хьюитт. Просто продолжай идти.


Спать я не рискнул. Аарон наверняка не спит, и я не буду. Вперед, вперед… Наверху проходили облака, вставали луны, проглядывали звезды – я не замечал. Скатившись к подножию очередного холма, я буквально тараном прошел через стадо… вроде бы оленей, только с какими-то совершенно другими рогами, не как в Прентисстауне, да и все равно они кинулись от нас с разбрехавшимся Мэнчи прочь, через чащу, не успел я еще толком понять, што они вокруг.

Дальше сквозь полночь за полночь (двадцать четыре дня осталось? или двадцать три?)… За весь день мы ни разу не слышали ни Шума, ни новых поселений, да и видно ничего не было, даже когда между деревьями в отдалении мелькала река или дорога. Но вот на вершине нового лесистого холма (луны висели ровнехонько над головой) я наконец различил человеческий Шум – ясный как день.

Мы припали к земле, хоть стояла ночь.

Я обвел взглядом горизонт. Луны висели высоко. На двух отдельных прогалинах на холмах впереди стояли две длинные хижины. Из одной слышался путаный Шум спящих мужчин. Джулия и верхом на лошади и скажи ему што нет и вверх по реке прошлым утром и еще всякое бессмысленное, потому што спящий Шум – он самый странный. Из второй хижины шло молчание, мучительное молчание женщин, я его даже отсюда чувствовал. Мужчины – в одной хижине, женщины – в другой. Наверняка это такое решение, штобы все могли нормально поспать, но прикосновение женской тишины снова напомнило мне о Виоле, так што мне пришлось даже привалиться к дереву и так постоять немного.

Но где люди, там и еда.

– Ты сможешь найти след опять, если мы с него сойдем? – прошептал я, давясь кашлем.

– Найти след, – очень серьезно гавкнул Мэнчи.

– Точно?

– Тодд пахнет, – объяснил он. – Мэнчи пахнет.

– Тогда веди себя очень тихо.

Мы осторожно двинулись вниз по склону, как можно тише скользя среди деревьев и подлеска, пока не выбрались на дно лощины – оба дома спали на холме выше нас.

Я так и слышал, как мой собственный Шум течет в мир, горячий, несвежий, как пот, который непрерывно бежал у меня по бокам, и постарался сделать его серее, тише, площе – как у Тэма… Тэма, который контролировал Шум лучше кого угодно во всем Прентисстауне…

Што и требовалось доказать.

Прентисстаун? почти мгновенно донеслось из мужчкой хижины.

Мы встали как вкопанные. Мне на плечи как тюк свалился. Шум все еще был сонный, но слово побежало по всем спящим мужчинам, как эхо по долине. Прентисстаун? и Прентисстаун? и Прентисстаун? будто они пока еще не понимали, што оно значит.

Зато поймут, когда проснутся.

Идиот.

– Пошли, – я развернулся и потрусил обратно, в ту сторону, откуда мы пришли.

– Еда, Тодд? – грустно бухнул Мэнчи.

– Пошли.

И мы пошли, да, без еды, зато вперед, в ночь, и так быстро, как только могли.

Скорее, Тодд. Шевели уже своей чертовой… личностью.

Дальше, дальше, вверх по холмам, хватаясь за то, што на них росло, и подтягиваясь, вниз по холмам, придерживаясь за камни, штобы не скатиться. След словно специально вел туда, где нормальные люди не ходят, нет штобы где поплоще, у дороги там, или вдоль реки, так нет же, и я кашлял и временами падал, и вот уже солнце начало проглядывать сквозь чащу там, где ему положено было всходить, и я уже не мог, я уже просто не мог, у меня нафиг подогнулись ноги, и мне пришлось сесть.

Пришлось.

(Ну уж извините.)

У меня болела спина, болела голова, и я так потел, што уже вонял, и преизрядно, и был такой голодный, што просто плюхнулся у корней какого-то дерева, на минутку, конечно, потому што пришлось извините простите простите.

– Тодд? – Мэнчи ткнулся в меня носом.

– Я в порядке, мальчик.

– Жарко, Тодд. – Он имел в виду меня.

Я закашлялся, в легких у меня зарокотало, как в мешке с камнями, который падает с холма.

Вставай, Тодд Хьюитт. Поднимай свою чертову задницу и двигай дальше.

В голове у меня уже все плыло ничего не мог с этим поделать пытался сосредоточиться на Виоле но разум ее как-то проскочил и вот я уже маленький лежу в кровати и болею как-то очень хреново болею и со мной в комнате Бен потому што от лихорадки я вижу всякие вещи жуткие вещи страшные… стены мерцают люди которых здесь нет у Бена вон зубищи какие выросли и руки кажется лишние и всякое такое прочее и я кричу и отбиваюсь но Бен все равно рядом и поет мне песню и дает прохладной воды и таблетки лекарства тоже дает…

Лекарства.

Бен дает мне таблетки. Я рывком возвращаюсь в себя.

Я поднял голову и тотчас уронил ее в мешок к Виоле, кое-как вытащил медипак. Таблеток в нем целая куча, слишком много. На пакетиках што-то написано, но слова все бессмысленные… нельзя рисковать, вдруг съем успокоительное, которое вырубило Мэнчи. Я открыл собственный медипак, далеко не такой хороший, как у нее, но там точно есть такие беленькие таблеточки… они, по крайней мере, облегчают боль, пусть они и домашние, самодельные. Я сжевал две, а потом еще две.

Вставай, бесполезный кусок дерьма.

Я сидел, и дышал, и сражался, сражался, просто-таки дрался со сном, ждал, когда таблетки подействуют. Когда солнце вскарабкалось на гребень дальнего холма, я решил, што чувствую себя чуть-чуть лучше.

Не уверен, што это и правда было так, но какой у меня выбор?