Поступь хаоса

Она умолкла, потому што увидела, какими глазами я смотрю в изножье кровати… Туда, где должен быть Мэнчи, но его нет. Потому што я вспомнил.

В груди схлопнулось, горло завязалось узлом. Он залаял у меня в Шуме.

– Тодд? – говорил он, недоумевая, почему я бросаю его одного. – Тодд? – с вот таким знаком вопроса… спрашивал мой пес, теперь уже навечно интересуясь, куда это я собрался без него.

– Его больше нет, – сказал я… наверное, себе самому.

Виола вроде бы хотела што-то сказать, но, когда я поднял на нее взгляд, глаза ее были светящиеся и мокрые, и она просто кивнула, и это было очень правильно, именно этого я и хотел.

Мэнчи всё.

И я не знал, што по этому поводу можно сказать.

– Уж не Шум ли я отсюда слышу? – осведомился громкий голос, которому предшествовал собственный Шум.

Это в ногах кровати открылась дверь.

Вошел мужчина, очень большой мужчина, высокий, широкий, в очках, от которых у него выпучивались глаза, c зачесанными поперек волосами и кривоватой улыбкой, и Шум от него накатывал такой полный облегчения и радости, што я едва сдержался, чтобы не отползти к окну позади.

– Доктор Сноу, – сказала Виола и слезла, освобождая ему место.

– Рад наконец-то с тобой познакомиться, Тодд, – заявил он, улыбаясь во всю физиономию, садясь и вытаскивая какую-то штуку из нагрудного кармана.

У штуки было два конца, их он засунул себе в уши, а еще один, третий, положил мне на грудь, даже не спросясь.

– Сделаешь мне глубокий вдох?

Никакого вдоха я ему не сделал, только молчал и смотрел во все глаза.

– Я проверяю, чисто ли у тебя в легких, – объяснил он, а я только сейчас понял, за што у меня ухо зацепилось: акцент у него самый близкий к Виолиному во всем Новом свете.

– Не совсем такой же, но близкий, да, – заметил он.

– Это он тебя вылечил, – сказала Виола.

Я на это ничего не ответил, но вдохнуть вдохнул. Глубоко.

– Отлично, – доктор Сноу переложил мойный конец штуки на другое место. – Еще-ка разок.

Я вдохнул и выдохнул.

А я, оказывается, могу вдыхать и выдыхать, прямо до самого живота.

– Ты был очень болен, – сообщил доктор Сноу. – Я даже не знал, сумеешь ли ты справиться. От тебя до вчерашнего дня даже Шума не было. Давненько я уже таких болезней не видал. – Он очень внимательно поглядел на меня.

– Ну… ага, – сказал я.

– И о стычках со спаклами я тоже очень давно не слыхал, – добавил он.

И я тут промолчал, только дышал глубоко.

– Очень хорошо, Тодд, – сказал доктор. – Сними-ка теперь рубашку.

Я поглядел сперва на него, потом на Виолу.

– Я снаружи подожду.

И она вышла.

Я полез рукой через верх назад и обнаружил, што и промеж лопаток тоже уже ничего не болит.

– Туда пришлось наложить несколько швов, – сказал доктор Сноу, обходя меня сзади и прикладывая мне штуку к спине.

Я отпрянул.

– Холодная.

– Она от тебя ни на минуту не отходила. – Мое замечание он оставил без внимания, прикладывая холодную штуку то туда, то сюда. – Даже поспать.

– Сколько я уже здесь?

– Сегодня пятый день.


– Пятый день?! – Он даже рта раскрыть не успел, штобы сказать да, как я уже откинул одеяло и полез вон из кровати. – Нам надо убираться отсюда!

На ногах я был малость нетверд, но стоять – стоял.

В дверь просунулась Виола:

– Я пыталась им это объяснить.

– Вы здесь в безопасности, – сказал доктор Сноу.

– Нам это и раньше говорили, – отрезал я, глядя на Виолу в поисках поддержки, но она только поскорее убрала с губ улыбку, после чего до меня наконец-то дошло, што я стою посреди комнаты в одних только дырявых и сильно ношенных трусах, которые отнюдь не прикрывают всего, чего следует.

– Эй! – вскрикнул я, поспешно заслоняя руками некоторые важные части анатомии.

– Здесь для вас максимально безопасно, – сказал сзади доктор Сноу, протягивая мне штаны из аккуратной стираной стопки у кровати. – Мы были одним из основных форпостов в прошлой войне. Мы умеем себя защитить.

– То были спаклы. – Я повернулся спиной к Виоле и быстро полез ногами в штанины. – А это люди. Тысячи людей.

– Или так говорят слухи, – покачал головой доктор Сноу. – Хотя это просто численно невозможно.

– Ни про какие числены я не в курсе, – возразил я. – Зато у них есть ружья.

– У нас тоже есть ружья.

– И лошади.

– У нас тоже.

– А люди у вас к ним есть? – полез на рожон я.

На это он ничего не сказал, чем я остался весьма доволен. Хотя, конечно, нечем тут быть довольному. Я застегнул штаны.

– Нам надо идти.

– Вам отдохнуть надо, – попробовал возразить доктор.

– Мы не станем сидеть тут и ждать, пока объявится армия. – Я жестом включил в «мы» Виолу, не глядя, не глядя, не глядя на то место, где сидел бы пес, ожидая, што включу и его.

На одно тихое мгновение мой Шум заполнил комнату псом, Мэнчи, от стены до стены, как он лает лает и хочет какать и лает опять.

И умирает.

Про это я тоже не знаю, што сказать

(его больше нет, его больше нет).

Я пуст. Совсем пуст, весь.

– Никто не заставит тебя ничего делать против воли, Тодд, – сказал доктор Сноу. – Но старейшины деревни захотят поговорить с тобой, прежде чем ты уйдешь.

– Об чем? – Я сжал губы.

– О чем угодно, што могло бы нам помочь.

– Да как я-то могу вам помочь? – Я схватил чистую рубашку. – Армия придет сюда и поубивает всех, кто в нее не вступит, вот и весь сказ.

– Это наш дом, Тодд, – сказал он. – И мы будем его защищать. Другого выбора у нас нет.

– Тогда меня можете вычеркивать… – начал было я.

– Папочка? – спросили из коридора.

В дверях рядом с Виолой стоял маленький мальчик. Настоящий, всамделишный мальчик.

Он таращился на меня широко открытыми глазенками, и его Шум был смешной, светлый, просторный, и в нем был я – тощий и шрам и спящий мальчик – и еще куча всяких теплых милых мыслей про его па и слово папочка повторялось раз за разом и значило што угодно: разные вопрошания про меня, и вот он, папочка, и сказать, што я люблю папочку, и все это в одном слове, звучавшем вечно.

– Здорово, парень, – сказал доктор Сноу. – Джейкоб, это Тодд. Уже проснулся.

Джейкоб очень серьезно на меня посмотрел, засунув палец в рот, потом чуть-чуть кивнул.

– А коза не дает молока, – сказал тихо.

– Правда? – отец встал. – Ну, значит, нам надо пойти и попробовать ее уговорить, а?

Папочка папочка папочка сказал Шум Джейкоба.