Сияние

И стучит в дверь.





– Я никогда такого не говорил, – ворчит Перси.

– Знаю, папа, это же песня, – шепчет Северин и прикладывает палец к красным губам. «Тсс».

Мой милый, он умирал без меня,

Его сердце было заперто, но я оказалась ключом.

Я сказала: мне пора.

Но милый сказал: нет.

О, нет, нет, нет.

Давай я покажу тебе, кем может стать хорошая девочка.





Северин грациозно соскальзывает с рояля и идёт через холл. Её зелёное платье снова делается чёрным, кожа – серебристой. Она садится на колени Эразмо; запускает пальцы в его волосы. Тональность меняется, и Каллиопа начинает без слов выводить печальный контрапункт. Мистер Бергамот присоединяется.

Мы с милым плыли сквозь пенные волны,

И я всё вздыхала: как там мой малыш, что остался дома.

Как я могу бросить его, такого одинокого и грустного?

Кажется, хорошие девочки так не поступают.





Северин щёлкает пальцами. Прижимает костяшки снизу к подбородку Эразмо.

Но с моим милым не существует расставаний,

И если мне кто-то нужен, я легко могу его найти,

Так что, малыш, не надо терзаний:

Куда бы ты ни пошёл, мне с тобой по пути.





– Потому что я узловая точка, в которой соединяются все возможные реальности и нереальности, – чарующе мурлычет Северин. – Я существую в бесчисленном множестве форм по всей жидкой структуре пространства/времени, и ни собственная личность, ни причинно-следственная связь не имеют для меня никакого значения. – Она целует Эразмо, когда песня заканчивается. Слёзы текут по его щекам, скользят на подбородок, а оттуда – на её мерцающие пальцы-киноленты, где и сгорают. – Я тебя люблю прямо в челюсть.

Северин встаёт и кланяется. Марвин Мангуст бросает к её ногам гардении. Она протягивает руку отцу, тот берёт и прижимает к груди. Он всхлипывает, и плач его уродлив, но в этом нет ничего постыдного. Вообще-то во всём холле не осталось сухих глаз.

– Я в порядке, папа. Теперь всё в порядке.





Часть пятая. Красные страницы




Блеск колесницы, крыла воробьёв

Влекло через выси их слово твоё

Проворно реку небес рассекали


Крыла, перья их на ветру трепетали

Крыла воробьёв, колесницы сиянье

И скромная крыша ей пристанью станет

Моя, и сойдёт на неё королева

Вид мягок её и лицо безмятежно.





Сапфо. Гимн Афродите



В конечном итоге всё превращается в шутку.

Чарли Чаплин





Герой дня




13 июня 1971 г.



Послеобеденное солнце вежливо стучится в дверь Маунт-Пэнлай. На нём светло-оранжевое платье с красными пуговицами и золотым поясом.

Маунт-Пэнлай собирался стать крупным городом, но слегка сбился с пути. Свидетельства того, что его ждала более выдающаяся судьба, ещё можно увидеть: похожий на трезубец стеклянный отель, вздымающийся в центральном деловом районе; циклопические бронзовые статуи цилиней снаружи театра «Аньци Шэн», на навесе которого в этот день красуется: «Мистер Бергамот едет во Францию». Город расположен в китайском полушарии, питают его жизнерадостные каналы долины Мангала, не так уж далеко от огромного оранжевого конуса Никс Олимпика, славного вулкана размером с Болгарию, от которого никогда не бывает неприятностей [97]. Процветающие кенгуриные ранчо расположены тут и там в предместьях, и этим, в принципе, измеряется богатство в здешних краях – более привередливые люди просто не хотят жить так далеко от Гуань-Юй.

Или так близко к Энио, если уж на то пошло. До него всего пять километров по дороге.

Винченца Мако вежливо стучится в дверь большого и красивого дома. На ней, так уж совпало, такой же наряд, как и на солнце. Оранжевое, красные пуговицы, золотой пояс. Этот дом построил мужчина, которому нужно было место, где он попытался бы жить счастливо. Позади Винченцы торговцы манго и мороженым начали зазывать покупателей. Она немного нервничает. Она пришла с подарком: коробкой, в которой несколько бобин киноплёнки.

Анхис Сент-Джон открывает дверь. Настоящий Анхис Сент-Джон. Винче видела его лишь единожды, когда он был маленьким и не мог говорить. Он вырос очень высоким, с буйной чёрной шевелюрой, в которой теперь видны седые пряди; вокруг глаз лёгкие морщины, нос крупный. Вообще-то он не отличается красотой – впрочем, у Винченцы завышенная планка из-за обилия красавцев на Луне, – но, по крайней мере, не лишён привлекательности.

– Винченца? – неуверенно спрашивает Анхис. Он человек, который не привык к компании, к встречам, к чужакам.

– Можешь звать меня Винче. Все так делают.

Анхис готовит для них ланч: стейк из кенгурятины, пышки и красное пиво. Они смотрят киноленту вместе в саду, где большая белая простыня заменяет проекционный экран. Анхис выращивает подсолнухи и луноцветы рядом друг с другом. Они растут наперегонки, выше забора, стремясь к небесам.

На карточке для титров написано: «Сияние».

Анхис молчит во время фильма. Изображения отражаются в его глазах, движутся в его радужках; тени и свет. Несколько раз он тихонько смеётся.

– Ну как тебе? – спрашивает Винче, когда всё заканчивается. Анхис выносит пирог с годжи и шоколадом и кофе на тарелках с нарисованными тропическими рыбками. Сверчки (которые на самом деле не сверчки) жужжат и щебечут.

– Я не критик, – говорит Анхис, пожимая плечами.

– Да ладно. Он же про тебя. Ты должен иметь какое-то мнение.

– Ну… это ведь на самом деле не фильм, верно? Просто кусочки фильма.

Винче вздыхает. Накручивает волосы на руку, одним быстрым и отработанным движением сплетая их в тугой пучок.

– Перси не смог понять, как рассказать эту историю. Он так и не закончил – студия лишила его финансирования, и он просто… остановился. Конечно, на самом деле ни один фильм нельзя закончить, можно просто выключить камеру. Но пришло его время, чтобы уйти. Луна через какое-то время истощает твои силы. Интересно, ты догадаешься, куда он отправился, выйдя на пенсию?

– На станцию Белый Пион, – говорит Анхис, не промедлив ни секунды. – С Пенелопой Эдисон.

– Браво. Они живут в «Вальдорфе». Когда мы снимали там эпизоды с песнями и танцами, он сказал, что чувствует себя как дома. А после смерти Фредди она как-то незаметно вернулась ко всему, что было раньше. К Перси, к своей работе, к самой себе.

– Вы ведь не будете выпускать его в прокат, верно? Сложное это дело.

– Нет студии – нет проката. Но он хотел, чтобы ты его увидел. Без зрителей фильм не существует. Если в кинотеатре показывают кино, которое никто не смотрит, звучит ли оно?