Сожалею о тебе

— Такси приедет через две минуты, — информирует подруга, убирая сотовый обратно в карман. Она подходит ко мне и крепко обнимает. — Прости, но я не хочу присутствовать при ваших разборках. Позвони, если она тебя убьет, ладно?

— Договорились, — отвечаю я, надувшись.

Лекси выходит на крыльцо, я же направляюсь к кофейному столику, выбираю бутылку, на дне которой еще есть немного вина. Последние капли как раз исчезают у меня в горле, когда у меня вырывают емкость.

Я с яростью смотрю на мать. Может, это заслуга алкоголя, вернее, это точно заслуга алкоголя, но сейчас я ненавижу ее так сильно, что желаю ей смерти. Каждый раз, как мой взгляд падает на мать, я вспоминаю о ее измене. Это началось до того, как тетя забеременела? Она спала с Джонасом, а потом отвозила сестру на узи?

Мне всегда казалось, что мама не умеет врать, но оказывается, она великолепная обманщица. Лучше всех, кого я встречала. Даже убедительней меня, а я — единственная актриса в семье.

— Так, — стараясь придать голосу оттенок безразличия, спрашиваю я, — и как долго вы с Джонасом трахаетесь?

Чтобы успокоиться, маме приходится несколько раз глубоко вдохнуть. Ее губы белеют от гнева. Я никогда раньше не боялась получить пощечину, но сейчас она выглядит настолько разозленной, что я отступаю на шаг.

— Мне надоело твое поведение, Клара. — С этими словами она подбирает с пола бутылку из-под красного вина, с которого и началась попойка. Выпрямившись, мать смотрит мне прямо в глаза. — Я бы никогда так не поступила с Дженни. Или с твоим отцом. Так что не смей меня оскорблять подобным образом.

Хотелось бы ей верить. Да что там, я верю, но слишком пьяна, чтобы полагаться на свои суждения. Когда мать удаляется на кухню, я следую за ней.

— Тогда где ты была? — Она игнорирует вопрос, выливая остатки алкоголя в раковину. — Чем ты занималась у Джонаса… — Я щелкаю пальцами, вспоминая нужное слово. С подбором выражений у меня сейчас совсем плохо. — Дома! — Наконец соображаю я. — Зачем ты к нему ездила?

— Нужно было поговорить.

— Но вы не разговаривали. Вы занимались сексом. Я точно знаю, я теперь эксперт в этом вопросе.

Мать даже не оправдывается. Она выбрасывает опустошенные бутылки в мусорную корзину, находит нашу последнюю заначку и тоже от нее избавляется.

— Мыслишь наперед, — указываю я и начинаю аплодировать. — Отличная работа, мам.

Мать решительно шагает в гостиную, смахивает мой телефон со стола и удаляется по коридору. Я плетусь за ней, постоянно натыкаясь на стены, так что в конце концов решаю для равновесия держаться за них рукой. Подбирать слова было тяжело, но прямо двигаться — еще сложнее. Наконец я добираюсь до своей спальни. Мать собирает там мои вещи.

Мой телевизор.

Мой планшет.

Мои книги.

— Ты что, собираешься лишить меня даже чтения?

— Книги — это привилегия, которую нужно заслужить.

Боже мой, она забирает все, что дарит мне хотя бы отдаленное подобие счастья. На пороге я спотыкаюсь о любимую подушку, которую швырнула этим утром. На ней фиолетовая наволочка, расшитая черными пайетками, и мне нравится выводить на ее поверхности слова. Иногда это ругательства. Очень забавно.

— Вот, — вручаю я своей мучительнице подушку. — Она доставляет мне радость. Лучше ее тоже забрать.

Мать выхватывает ее и оглядывается в поисках того, что еще можно унести. Я чувствую себя словно в переиначенном методе уборки по Мари Кондо[9]. Приносит ли вещь удовольствие? Долой!

— Наушники мне тоже нравятся, — хватаю я их и швыряю в коробку с остальными отнятыми предметами. — Конечно, я не могу их использовать без техники, но вдруг возникнет искушение заткнуть ими уши? Так что держи! — Потом стаскиваю одеяло с кровати. — А оно меня согревает и, кроме того, пахнет Миллером, так что заставь меня отрабатывать и его возвращение. — Я с силой выпихиваю постельные принадлежности в коридор. Мать стоит теперь в дверях и наблюдает. Я шагаю к шкафу и распахиваю створки. Отыскиваю любимую пару обуви. Сапоги. — Это твой подарок на Рождество, и раз зимы в Техасе практически не бывает, то и носить их я не собиралась. Но право ими обладать тоже нужно заслужить, так что, пожалуйста, забирай! — Один за другим я вышвыриваю в коридор и сапоги.

— Хватит разговаривать со мной в таком пренебрежительном тоне, Клара.

Я слышу звук сообщения на телефоне. Мать достает мой мобильник, читает, неодобрительно поднимает брови и убирает обратно.

— От кого это?

— Тебя это не должно волновать.

— Что там?

— Ты и сама могла бы прочитать, не напейся в хлам.

Угу. Я снова разворачиваюсь к полкам и достаю любимую блузку. Потом еще одну.

— Вот, забери и их. Вообще, можешь отнять всю мою одежду. Мне она не нужна. Из дома же я выбраться не могу. А даже если бы и могла, то мне совершенно некуда идти, ведь мой парень порвал со мной в мой же день рождения. Вероятно, из-за сумасшедшей матери! — С этими словами я выкидываю стопку одежды на пол.

— Перестань драматизировать. Он с тобой не порвал. Ложись спать. — Сказав это, мать закрывает за собой дверь. Я подбегаю к порогу и высовываюсь в коридор.

— Но он бросил меня! Откуда ты знаешь, расстались мы или нет?

— Оттуда, — со скучающим выражением лица оборачивается она. — Он тебе написал: «Выспись как следует. Увидимся в школе». После разрыва такие пожелания не отправляют. И не добавляют в них сердечки. — С этими словами мама уходит, но я ее догоняю, потому что желаю добиться подробностей.

— Значит, там было сердечко?

Мать не отвечает, продолжая молча шагать.


— А какого цвета?

Она по-прежнему игнорирует меня.

— Мам! Смайлик было красным?

Пока я тщетно задаю вопросы, мы добираемся до кухни. Приходится опереться на стойку, потому что я внезапно чувствую приступ слабости и головокружения. Потом меня начинает тошнить. Я прикрываю ладонью рот.

Мать качает головой, ее глаза полны разочарования.

— Похоже, ты составила список поступков для дочерей-бунтарок и вычеркиваешь их по одному.

— Нет у меня никакого списка. А если бы и был, то ты бы его уже отобрала. Ведь списки делают меня счастливой.

Мать только вздыхает, скрестив руки на груди.

— Клара, — мягко произносит она. — Дорогая, как думаешь, что бы сказал отец, увидь он тебя сейчас?

— Будь он жив, я бы никогда так не напилась, — признаю я. — Я слишком его уважала, чтобы так поступить.

— Считаешь, стоит перестать его уважать после смерти?

— Этот вопрос я должна задать и тебе, мам.





Глава тридцать первая




Морган



Комментарий Клары больно меня задел.

Убирая мусор после их с Лекси посиделки, я поняла, что дочь выпила целую бутылку вина. Но иногда пьяные говорят более откровенно, чем трезвые, а значит, она действительно считает, что я проявила неуважение к ее отцу.

До глубины души уязвляет, что Клара считает именно меня виновной в этой ситуации.

Надеюсь, это пройдет. Ее гнев, бунтарство, ненависть ко мне. Понимаю, что начать с чистого листа не получится, но рассчитываю — однажды настанет день, когда дочь сможет найти в себе милосердие и простить меня. Уверена, мы сумеем преодолеть наши разногласия, как только спокойно все обсудим. Однако пока она потрясена открытием, что мы с Джонасом близки. Честно говоря, я и сама до сих пор потрясена.

Я открываю дверь в комнату Клары, чтобы в последний раз проверить ее состояние. Она отключилась и спит. Уверена, завтра дочка встанет с ужаснейшим похмельем, но сейчас она выглядит умиротворенной.

Я даже рассчитываю на ее жуткое утреннее недомогание. Есть ли лучший способ убедиться, что твой ребенок больше не будет напиваться, чем неприятные последствия такого поступка?

Я слышу, как гудит мой телефон, поэтому оставляю дверь в спальню дочери приоткрытой и иду к себе. Впервые за все время общения с Джонасом я разрешаю почувствовать себе радость от звука его голоса. Садясь на кровать и прислоняясь к спинке, я отвечаю.

— Привет, — произносит он. По интонации заметно, что собеседник улыбается.

Пару секунд мы просто молчим, и я понимаю, что, скорее всего, у него нет другой причины мне звонить, кроме как просто поговорить. Такое происходит впервые. Быть желанной — опьяняющее ощущение.

Я устраиваюсь удобнее и подбадриваю собеседника:

— Чем занимаешься?

— Любуюсь Элайджей. Так странно, что простое наблюдение за спящим ребенком может быть захватывающим занятием.

— Причем вне зависимости от возраста. Я только что смотрела, как спит Клара.

— Это замечательно. Значит, когда ты вернулась домой, все было хорошо?

— О, Джонас! — смеюсь я, прижимая ладонь ко лбу. — Она безбожно напилась. Они с Лекси опустошили две с половиной бутылки вина, пока я отсутствовала.

— Не может быть!

— Еще как может. Но утром она об этом пожалеет.

— Хотел бы я дать тебе какой-нибудь совет, но я в этих вопросах бесполезен, — вздыхает он.

— Я тоже. Завтра собираюсь обратиться к семейному психотерапевту. Наверное, стоило поступить так раньше, но лучше поздно, чем никогда.