Второй взгляд

— Это просто слова, — отмахнулся Илай. — Хотя у некоторых доходит и до дела.

Шелби сосредоточенно смешивала ингредиенты для салатной заправки.

— Иногда это не просто слова, — проронила она. — Но воплощать их в дело бессмысленно. Например, я готова умереть ради того, чтобы жил мой сын.

Не зная, что ответить, Илай уставился на фотографию, лежащую на столешнице. Сесилия Пайк была убита, ее ребенку, судя по всему, удалось спастись. Но вне зависимости от того, выжил ребенок или нет, вопрос о том, кто убил Сесилию, оставался открытым. Факты указывают, что это не Серый Волк. Интуиция подсказывала Илаю, что это не Спенсер Пайк. У Руби Уэбер, которая была в доме той ночью, не хватило бы сил вздернуть Сесилию на балку и затянуть петлю. Если присмотреться, на влажных опилках виден длинный кривой след. Такой след может оставить каблук ботинка, если человека волокут силком. Руби, несомненно, не смогла бы притащить свою хозяйку к месту казни.

Оставалось надеяться, что Росс вернется домой с карманами, полными недостающих фрагментов головоломки.

— Попробуй это, — донесся до него голос Шелби.

Прежде чем он успел очнуться от размышлений и вернуться в реальность, она прижалась губами к его губам.

К маслянистой сладости примешивалась легкая горечь. И кислинка.

Может, именно такой вкус имеет разочарование?

Шелби слегка отстранилась:

— Погоди, ничего не говори. Мне кажется, ты предпочитаешь французский… соус.

— Я вообще не люблю приправы, — потряс головой Илай.

— Вот уж не думала, что у тебя такие пуританские привычки.

Илай улыбнулся, привлек Шелби к себе, сжал ее руки так, что приставшие к коже крупинки молотого перца посыпались на пол и на забытую фотографию.

— Мне кажется, мы говорим вовсе не о салате, — пробормотал он.



Стояла Темезовас — пора полной луны, и Эз Томпсон нервничал. Мало того что давние истории, которые тянутся из прошлого, ныне подходят к своему концу… так еще слепой молочно-белый глаз луны выглядывает из-за туч… в общем, самое неподходящее время для взрывных работ на карьере. Взрыв назначен на пять часов утра, все меры безопасности соблюдены, но это ничего не меняет. Внутренний голос говорил Эзу: что-то идет не так. Обходя карьер, он размышлял о том, что может случиться.

Нынешней ночью небо было неспокойно, розовые полосы, предвещающие рассвет, появились раньше, чем погасли звезды, словно природа тоже волновалась и торопилась. Было жарко и так тихо, что можно было услышать, как от одуванчиков отделяются крохотные пушистые парашюты и семена, проделав недолгий путь по воздуху, опускаются на землю. Эз повернул за угол и оказался в северной части карьера, где должны были производиться взрывы. Он осторожно обошел лежащие на земле мешки с нитратом аммония, динамитные шашки, шнуры и капсюли-детонаторы. Устройство, управляемое компьютером, последовательно осуществит несколько взрывов, и в результате многотонная громада скалы сдвинется с места. Процесс пройдет в два этапа: часть скалы будет взорвана сегодня на рассвете, другая часть — через несколько дней. Потом сюда придут горняки, чтобы погрузить гранит в вагонетки и отправить на продажу. Сколько же здесь будет грохота и дыма, подумал Эз; столбы пыли взметнутся в воздух, и скала рухнет, словно желая скрыть весь мир под своими обломками. Кто-то нажмет кнопку на компьютере, и начнется Армагеддон… Эз пытался объяснить боссу, что стоит подождать хотя бы неделю, но тот поднял его на смех. «Твое дело — ночной дозор, старина, — сказал он. — А принимать решения предоставь мне».

Заметив нарушителя, вторгшегося на территорию карьера, Эз ничуть не удивился.

— Эй! — крикнул он, но нарушитель и не подумал остановиться.

Эз припустил рысцой. Он старался бежать как можно быстрее и через несколько минут, изрядно запыхавшись, нагнал незваного гостя. Им оказался самый забубенный пьяница в Комтусуке.

Эббот Тул пережил большинство добропорядочных горожан, имевших привычку отворачиваться, встретив его на крыльце магазина. В Комтусуке долго вспоминали о том, как однажды Эббота, совершенно голого, обнаружили спящим под светофором на Мейн-стрит. Тул происходил из семьи потомственных алкоголиков, однако далеко не все его предки обладали столь же несокрушимой печенью, как он сам. В жилах его текла смешанная кровь, в том числе и кровь абенаки. У него было пять жен, а однажды он ухитрился почти целый год жить с двумя женами одновременно. Возможно, Эбботу когда-либо и приходилось работать, однако Эз ничего не знал об этом печальном эпизоде его биографии.

— Ради бога, Эббот, убирайся отсюда немедленно! — процедил Эз, хватая нарушителя за рукав. — Если, конечно, не хочешь взлететь на воздух вместе со скалой.

— Мне надо с тобой поговорить, — заявил тот. — Я тут кое-что слышал…

У Эза не было ни времени, ни желания нянчиться с забулдыгой.

— Шел бы ты к Уинксу, приятель. Попроси его приютить тебя на ночь, а? — сказал старый индеец. — Мне нужно обойти карьер.

Эббот пристально взглянул на него:

— Когда я был пацаном, мою мать отвезли в больницу. Вроде у нее что-то было не в порядке с головой. К нам часто приходила какая-то леди, не помню ее имени. Она все твердила, что это не по-христиански — иметь двоих детей от двоих разных отцов и при этом ни разу не побывать замужем. В общем, мать забрали в больницу, а нас с сестрой, упокой Господь ее душу, отправили в разные исправительные школы. — Эббот помолчал и перевел дух. — Ты же знаешь, Эз, жен у меня было достаточно. А детей нет, и не потому, что я не пытался заделать своим бабам ребенка. И вот я подумал… — На глазах его заблестели слезы, и он поспешно отвернулся. — Может, со мной кое-что сотворили… а я ничего не помню?

В мутных глазах старого пьяницы Эз как будто увидел холодный отблеск хирургической стали. Ладони, внезапно ставшие влажными, невольно скользнули вниз, к паху. Оживлять старые воспоминания было так мучительно, словно он пережил операцию вновь. Одуряющая боль и полное отсутствие анестезии.

— Пойдем выпьем по чашке кофе, — произнес Эз и положил руку на плечо своего товарища по несчастью.

Они направились в контору, где Эз поставил чайник и достал банку с растворимым кофе. Предчувствия обманули его. Угроза, висевшая в воздухе, исходила вовсе не от динамита. Холодным ветром пахнуло из прошлого, его дуновение было легким, как плывущие по воздуху пушистые семена одуванчика. Поднимутся и опадут тихие волны печали, поднятые этим ветром, — но если печали будет слишком много, она затопит всю землю.



Как только машина Росса пересекла границу Комтусука, ветровое стекло внезапно облепили мотыльки непарного шелкопряда[26], их крошечные крылышки трепетали в унисон, словно единое сердце. Росс включил дворники, а Люси, сидевшая на заднем сиденье рядом с матерью, натянула капюшон на глаза.

Руби они оставили в надежных руках Таджмаллы. Заметив колебания Мередит, сиделка так обиделась, что пришлось безропотно доверить ей бабушку — если можно было теперь так называть Руби.

Путешествие прошло без всяких приключений, лишь радио, передававшее дорожные новости, нарушало тишину. Мередит молчала, не желая тратить силы на разговор: они были нужны ей для других целей. Всю дорогу она старательно возводила в душе барьер, и тот получился таким прочным, что Мередит не сомневалась: любая новость отскочит от него, как мяч. Какие бы открытия ни подстерегали ее в Комтусуке, они не помешают ей вернуться домой, к прежней жизни и работе. Озабоченная сооружением фортификаций, она думала только о вражеских атаках и не догадывалась, что может предать себя сама.

В тот вечер в «Старбаксе» ей казалось, что дымок сигареты Росса рисует в воздухе буквы, из которых складывается некое таинственное послание. Мередит ощущала запах ванили, исходящий от его кожи, и голова у нее шла кругом. Когда он вышел на минутку, она отпила кофе из его чашки, коснувшись губами края, которого касались его губы. Если их губы соприкоснутся… нет, когда их губы соприкоснутся, она почувствует знакомый вкус.

Господи, ну нельзя быть такой дурой, одергивала себя Мередит.


После множества неудачных свиданий, после встреч с преуспевающими коллегами, интересными мужчинами — можно сказать, потенциальными спутниками жизни! — ей понравился парень, на которого при других обстоятельствах она не обратила бы внимания. Но именно он, и никто иной, поднял в ее душе бурю. На первый взгляд, Росс Уэйкман ничего собой не представлял. Его обаяние, его чувство юмора, его ранимость — все это стало заметно со второго взгляда.

Как и его безумная страсть к другой женщине. Той, что давно умерла.

— Приехали? — спросила Мередит.

— Да, — кивнул Росс. — Добро пожаловать в Комтусук.

Они ехали по улицам города, и Мередит замечала удивительные вещи. Например, ветер, покачивая ветви деревьев, извлекал из них нежную мелодию, словно то были струны арфы. Дети, прыгавшие на скакалке, зависали в воздухе слишком долго, словно собирались взлететь. Человек, голосовавший у обочины, внезапно превращался в вопросительный знак. Мередит показалось, что сомнение, прокравшись в машину, клубочком свернулось у нее на коленях и отделаться от этого случайного попутчика уже невозможно.

Машина свернула с главной улицы и двинулась по узкой пыльной дороге. Вместо того чтобы остановиться у одного из немногочисленных домов, Росс доехал до перекрестка и затормозил. Вокруг не было ни малейших признаков жилья.

— Куда вы нас привезли? — удивилась Мередит.

Сумерки сгущались, небо приобрело оттенок спелого баклажана. Наступал час, когда призраки возвращаются в этот мир в поисках возлюбленных, которых они здесь оставили. Вслед за Россом Мередит углубилась в небольшой лесок.

В конце концов, говорила она себе, ее влечет чисто научный интерес. Все это довольно любопытно.

Крепко держа Люси за руку, Мередит перешагивала через камни, выпирающие корни и какие-то обломки, похожие на строительный мусор. Внезапно заросли расступились, и открылась небольшая ровная поляна.

— Вы что, здесь живете? — спросила Мередит.

Росс в ответ пробормотал что-то нечленораздельное, напоминающее «был бы не прочь».

В следующее мгновение Мередит поняла, где они находятся.

— Господи… — выдохнула она и, вцепившись в ладошку Люси, потащила ее обратно к машине.

— Останьтесь! — взмолился Росс, нагоняя их. Взгляд его полыхал безумным огнем. — Вы должны остаться!

Мысленно Мередит ругала себя на чем свет стоит. Почему она раньше не поняла, что имеет дело с сумасшедшим?

И теперь они с Люси оказались в ночном лесу наедине с психом, который намного сильнее Мередит. Скрестив руки на груди, она призвала на помощь всю свою храбрость. Будь что будет, решила она. Может, в воздухе появится Каспер или Джейкоб Марли[27]. Может, Росс очнется от своего безумия и поймет, что никаких привидений нет и быть не может.

У Люси так тряслись коленки, что Мередит казалось: она слышит стук.

— Не бойся, — прошептала она, коснувшись головы дочери. — Здесь нет никого, кроме нас.

Услышав это, Росс дернулся. Глаза его были полны такого беспредельного отчаяния, что у Мередит пересохло во рту. Что, если бы ее кто-то полюбил так же сильно?

— Простите, — пролепетала она.

Росс, не говоря ни слова, бросился по тропинке назад, к машине. Мередит побежала следом, волоча за собой Люси.

«Я не Лия, — повторяла она про себя. — Я не Лия».



Когда комнату осветили фары подъехавшей машины, Шелби одевалась. Бросившись к окну, она увидела автомобиль Росса и, на ходу застегивая пуговицы блузки и забыв, что она все еще в пижамных штанах, сбежала по лестнице вниз, выскочила из дому и с ликующим воплем повисла на шее у брата:

— Слава богу, ты вернулся!

— А как же иначе, — улыбнулся он.

Взглянув через плечо Росса, Шелби широко раскрыла глаза: из машины вышла незнакомая женщина, а следом за ней выскочила девочка.

— Шел, позволь представить тебе внучку Лии Пайк, — произнес Росс, отстраняясь от сестры.

— Это еще неизвестно, — заметила женщина, протягивая Шелби руку. — Мередит Оливер. А это моя дочь Люси. Мне очень неловко врываться к вам в столь поздний час…

— О, не беспокойтесь. Мы только что встали, — перебила Шелби. — Входите в дом, сейчас я приготовлю комнату для вас с дочкой.

Росс шел впереди, его движения были скованными, как у человека с больными суставами. Но Шелби знала, что с суставами у него все в порядке. Его мучила боль другого рода. Он тосковал по несбыточному, и Шелби отнюдь не была уверена, что он излечится от своей тоски, даже если его мечта сбудется. Ведь сбывшаяся мечта может принести новые разочарования…

— Я с ног валюсь от усталости, — сообщил Росс, поднимаясь по лестнице.

Мередит и Шелби, потрясенные столь вопиющим нарушением законов гостеприимства, не нашли что сказать. Вновь обретя дар речи, Шелби обратилась к Люси:

— У меня есть сын; пожалуй, он на год-два старше тебя. Сейчас он играет на заднем дворе. Не хочешь пойти познакомиться с ним?

Люси лишь теснее прижалась к Мередит.

— Иди, не стесняйся, — сказала Мередит и легонько подтолкнула дочь.

Люси двинулась к двери с таким видом, словно шла на казнь.