Выход А

Зато мне стало везти в профессиональном смысле. Раньше я с трудом искала работу, теперь она меня сама находила. Целая лавина заказчиков сошла в тот год на уютный сугроб Антонины. Я расшифровала несколько интервью с писателями, актерами и режиссерами для одной культурной телепрограммы, подружилась с редакцией и стала работать там в административной группе и ездить на съемки. Меж тем глянцевые журналы начали заказывать мне статьи. Майка устроилась в один из них ассистентом отдела красоты. Ее, помимо прочего, обязали искать новых авторов, и она меня незамедлительно нашла. Главному редактору понравилось, что про целлюлит и морщины я пишу с юмором, меня порекомендовали еще в несколько изданий, а вскоре стали передавать из рук в руки как надежного автора. Появились деньги, я купила себе компьютер, чтобы писать еще больше статей и делать еще больше расшифровок.

Антона я почти не видела. Притом что мы продолжали учиться на одном факультете и жить в одном доме.

Следующую зиму я встретила со своими девчонками у нас в комнате. Мы делали генеральную уборку.

– Как много изменилось за год! – радовалась Майка, которую только что повысили до младшего редактора. – У всех теперь серьезная жизнь. Мы с Козликом по-настоящему работаем, Лисицкая вообще начальником стала, а летом замуж за Лисицкого выйдет!

– Выйдет и снова войдет, – хмурилась Ольга, которая по-прежнему не стремилась к официальному браку, но уже позволяла называть себя Лисицкой.

Я молчала и машинально терла подоконник: не замечала особых перемен. Как была зима, так и осталась.

– А скоро Новый год! Все вообще будет по-новому! – продолжала Майка, намывая полы. – Я просто чувствую, что произойдет что-нибудь волшебное. Козлик, ты тоже чувствуешь? Вымой тряпку, пожалуйста, не хочу по чистому идти.

Я отвлеклась от подоконника и послушно пошла в ванную. Стояла там долго, смотрела, как тряпка постепенно намокает и тяжелеет от воды, отжимала ее, снова держала под краном. И впервые за год что-то чувствовала. А именно: если Майка ошибается и в ближайшее время не произойдет ничего волшебного, я умру. Умру, и все. Перестану дышать вечной мерзлотой, растворюсь, пропаду, утеку грязной водой в какое-нибудь отверстие. Не будет наконец-то никакой Антонины. И я отдохну.



На следующий день Майка заболела. Лежала с высокой температурой в очень чистой комнате и жаловалась: «А меня ведь Майк в кино позвал! На вторую “Иронию судьбы”! Теперь все! Какая гадость этот ваш Новый год!» Лицо ее кривилось – от обиды, досады и оттого, что она с детства не умела глотать таблетки, запивая их водой, и теперь мучительно пережевывала горький парацетамол.

– А в какой кинотеатр вы собирались? – спросила я, великий утешитель.

– А мы не в кинотеатр, а сюда, к нам, на тринадцатый этаж. Какой-то дядька приносит пиратские DVD и показывает за деньги. Майк с ним дружит, так что ему бесплатно! – сказала Майка с гордостью. Майк, в миру Миша с биофака, был ее недавно обретенным бойфрендом, и она тогда восхищалась им по каждому поводу.

Тут в дверь постучали. Оказалось, что это как раз Майк пришел за дамой сердца, чтобы вести ее смотреть кино в плохом качестве.

Увидев Майка, Майка (да, мне тоже сложно, терпите – теперь у нее муж Марко!) начала на глазах угасать.

– Привет… – прошелестела она из-под одеяла, и рука ее, потянувшись было к любимому, повисла плетью. Худенькая белая рука, такая беззащитная. Майк бросился ее целовать:

– Малышка, ты болеешь?!

– Та (это было «да»). Бумаю, в кидо бойди де подучидся (это была плохая имитация насморка). Посидишь со мной (а это насморк чудесным образом прошел)? Козлик, а ты, может, сходишь за нас на фильм?

Я поняла, что особого выбора у меня нет. Майка намерена лечиться любовью, и не по-товарищески будет прерывать процесс выздоровления. Когда-то у меня тоже был человек, с которым я мечтала остаться вдвоем.

– Ладно. Только расскажите подробно, куда идти и что говорить.

– Это очень просто! Скажи, что ты от меня! – обрадованно заорал доктор Майк, забыв, что находится у постели страждущей девы. – Тринадцатый этаж, комната 1306. Там увидишь, уже люди собираются на сеанс. Мужика, который показывает кино, зовут Вениамин.



В тот день на сеанс «Иронии судьбы. Продолжение» никто, кроме меня, не пришел.

Мы с кинооператором – на самом деле, системным администратором – Вениамином смотрели фильм вдвоем, в полной тишине. Потом он пригласил меня к себе в гости, в Перово. Там мы посмотрели еще несколько экранных копий разного кино, выпили вина, съели много бутербродов с докторской колбасой. Еще Вениамин познакомил меня со своей мамой, милой старушкой Лидией Ивановной, которая глядела на меня с надеждой и как будто боялась спугнуть.

Новый год мы встречали втроем. Лидия Ивановна приготовила салаты и бутерброды с икрой, мы смотрели «Иронию судьбы» – старую.

Первого января Вениамин сказал: «Ну что, переезжаешь ко мне? Сколько можно ждать».

Первого февраля он спросил: «Выйдешь за меня замуж? Если выйдешь, брошу курить».

И поехал в Белогорск знакомиться с моей мамой и просить у нее моей руки.

Первого марта мы подали заявление в загс. Забронировали для банкета кафе «Василек» на соседней улице. Хозяйка заведения в слове «блюда» ставила ударение на «а». Свадьба состоялась в мае.

– Ох, маяться будете, – качала головой Лидия Ивановна, но было видно, как она довольна.

– Стоило уезжать в Москву, чтобы оказаться в кафе «Василек», – вздыхала моя мама, и было заметно, что она недовольна.

– Козлик всех обскакал! – смеялась Майка, которая собиралась замуж за Майка в августе.

Лисицкая молчала, курила в стороне о чем-то своем. Они с Лисицким поженились только через год, и тихо, без свадеб.

Я ходила в белом платье и неудобных белых туфлях на низком каблуке (чтобы не казаться выше жениха) и все время улыбалась. Мои мечты сбывались. Меня позвали замуж, познакомили с мамой, представляли всем женой. Вениамин настаивал, чтобы я прописалась в его квартире, и обижался, что из-за лишней возни с документами не хочу брать его фамилию.

Я любила его за это. Тонула в благодарности и нежности. Он казался мне волшебником, который пришел из ниоткуда и оптом выполнил все мои желания. Новогодние чудеса происходят, даже если ты девушка-Козлюк.

Через месяц Вениамин снова закурил. Точнее, выяснилось, что он и не прекращал. Также оказалось, что он говорит «звОнит», «ложит», «повешай» и «разбувайся».

Через два месяца я узнала, что перед самой нашей свадьбой они с мамой Лидией Ивановной сходили к нотариусу и оформили друг на друга дарственные на их квартиру – чтобы я не вздумала на нее претендовать.

Я спросила мужа, почему он мне не доверяет. Он ответил, что это было условие Лидии Ивановны: он ищет в общаге жену, прописывает ее и всех будущих внуков, но не дает прав (он сказал «правов») на квартиру. В этот момент мимо с высоко поднятой головой проплыла гордая свекровь – явно подслушивающая. Ее план сработал.


Вечером я сделала тест на беременность, потом еще четыре штуки. Все подтвердилось.

Я хотела уйти от Вениамина и жить в Белогорске, и моя мама, несмотря на пугающее повторение семейной истории, согласилась, что это хорошая идея.

Но Вениамин приехал в Белогорск, привез коробку пирожных «картошка», всерьез просил прощения и обещал, что, как только ребенок родится и чуть подрастет, мы переедем на съемную квартиру. Что у нас обязательно будет маленькая девочка Аня, и он ее уже любит – а меня любит еще сильнее.

Я вернулась в квартиру, на которую не претендовала. Свекровь вела себя тихо. Мы поладили, забыли обиды, по субботам играли в лото.

– Только бы Анютка дотерпела до весны! – говорила Лидия Ивановна. Мне ставили срок родов двадцать восьмое февраля.

Первого марта родился мальчик. Не Анютка, конечно, но все и так обрадовались. Нянчились с младенцем наперебой, вскакивали к нему ночами, спорили, кто будет купать, а кто – играть. Мне почти не давали сына в руки, зато давали учиться, писать диплом, сдавать экзамены и работать. Вениамин увлекся ролью отца так же, как когда-то ролью мужа. Давал ребенку с ложки его первое пюре и смешно, синхронно с ним, открывал рот. И светился счастьем.

Дальше вы все знаете.



А, нет, не все.

Во-первых, зимой, на факультете, уже весьма беременная, я опаздывала на лекцию по русской литературе и с разбегу налетела на высокого человека в черной рубашке.

– Простите! – сказали мы хором.

Это был Антон Поляков. Он оглядел меня внимательно. Заметил то, что нельзя было не заметить. И я увидела, что у него дрожат руки.

– Нафаня, – произнес Антон чужим голосом, который, наверное, хотел казаться веселым и непринужденным. – Привет. Вижу, у тебя все хорошо.

– Нормально, – ответила я. – Да, ничего. Живу. А ты?

– Работаю, – он отвернулся. Господи, ну не плачет же железный дровосек!

– Молодец. Ты теперь постоянно в телевизоре, – растерянно утешила я. – С Лизой все сложилось?

Он улыбнулся (спокойно и жутко) и сказал:

– Не было никакой Лизы. То есть была, но у нас ничего не было. Наврал я тебе. Хотел работать, а ты хотела замуж и мешала. Вот и все. Пока, Нафаня, прости меня.

И ушел.



А во-вторых, Кузю на самом деле зовут Антон.

Верховцев Антон Вениаминович – так я записала его в свидетельство о рождении. Вениамин хотел назвать сына Сашей, в честь всех мальчиков города Москвы. Но я сказала, что, раз уж у нас не получилась Анютка, надо выбрать максимально похожее мужское имя.

В Кузю он превратился позже, когда чуть подрос, стал лохматеньким, деловитым, хозяйственным – и полюбил мультик про славного домовенка и его лучшего друга Нафаню.





10. Ром-баба




– …Антон Поляков. Я дам ему твой номер, ладно? Парень вроде бы адекватный, – обнадежил меня Роман Львович Крутов и попрощался.

А я отредактировала еще пару релизов и пошла к метро. По дороге все время заглядывала в телефон, ждала звонка с незнакомого номера. Но дождалась только сообщения от Вениамина: «Развод завтра в 12 часов, 7-я Парковая улица. За тобой заехать?» Какой заботливый. Наверное, хочет убедиться, что не сбегу. Я представила, как мы с полубывшим мужем, весело болтая и подпевая «Нашему радио», мчимся в суд. К свадебным машинам привязывают кукол в белом платье, а чем, интересно, украшают автомобили, которые едут на развод? Куклами вуду? «Доберусь сама, спасибо», – ответила я. И проверила еще раз телефон: не-а, никаких новостей из прошлого.

Наутро я пошла и развелась с Вениамином. Почему-то накрашенная и одетая в его любимое платье. Ну как любимое – то единственное, которое он однажды похвалил. Я подумывала еще и туфли на каблуках надеть, в качестве манифеста «да, я всегда была выше тебя», но не захотела ковылять в них между Парковыми улицами. Да и нет у меня туфель на каблуках.

Меня удивило, что судья, разводившая нас, была в настоящей черной мантии. Хорошо, не в парике. Вениамин надел костюм – свой единственный, свадебный. Пиджак был ему маловат и топорщился на животе. Во что облачилась прятавшаяся в машине Катерина Х., я не разглядела – но хотя бы понятно теперь, кем украшают авто для развода. Все, выпуск модного обозрения – как и свой брак – считаю законченным. Когда совершенно неженатый Вениамин после суда садился в машину, по «Нашему радио» Кипелов орал: «Я свободен!»

Они уехали, я двинулась в сторону метро по бульвару. Пыталась раскачать в себе печаль или ностальгию, осознать, что большой кусок моей жизни только что признан государством неудавшимся. Но грустно мне не было, а было только холодно. Я зашла в первую попавшуюся кофейню, которая делила помещение с магазином нижнего белья. В витрине красовалось объявление: «Купи трусы, кофе в подарок!». Коллаборация века – так бы это назвали в журнале «Жизнь прекрасна». Я попросила платный капучино, села в углу на неудобный высокий табурет, нашла розетку и воткнула в нее зарядку от телефона. Он тут же зазвонил.

– Добрый день. Антонина? – спросил голос, который я никогда не забывала.

Я дернула шнур, задела им стакан с кофе, зарядка с грохотом упала на пол, кофе пролился на любимое платье Вениамина, табурет стал угрожающе крениться.

– Да, – сказала я, с трудом вернув равновесие. – Привет. Это именно я.

И Антон тоже меня узнал.

Долго охал, извинялся, говорил, что издатель Крутов почему-то не сообщил ему фамилию редактора.