Выжить вопреки

– Я понял, а где моя винтовка? У меня с оптикой была! – кивнул я на обычную «убитую» в хлам «мосинку».

– Какая винтовка? – сделал такое наигранное лицо завхоз, что в него хотелось плюнуть. – Сказано винтовка, вот и получи!

– Ясно, обокрали… – проговорил я и, сгребая свои вещи, удалился со склада под недовольные вопли завхоза. Кстати, винтовку пока оставили у завхоза, нечего с ней болтаться. Так и сказали.

Как-то все выходило уж очень невесело. Вернут ли в строй парней, вместе ли нас оставят, одни вопросы. О звании я не думал, пофиг стало. Конечно, было приятно, когда Рыков мне его присвоил, но не в звании дело. Главное, это, конечно, то, что меня вообще отпустили.

На сборном пункте царил хаос. Кто-то все время приезжает, кто-то уезжает, командиры и представители партии снуют туда-сюда, выбирая себе лучших людей, покупатели, б… Лавируя между начальниками, еле пробился к лейтенанту, который вел регистрацию вновь прибывших. Получил назначение в войсковую часть 06708, стрелком. То есть тот, от кого зависела дальнейшая моя жизнь, даже не взглянул на записи в документах, которые я привез с собой. А там, кстати, стояла красивая надпись – разведчик-снайпер.

Часть была тут же, на территории сборного пункта. Это был очередной, тысяча, хрен запомнишь какой, стрелковый полк, меня сразу отправили во второй батальон, указав, где он находится. Сколько с начала войны было уже этих полков, батальонов и рот, я как-то со счета сбился. Добравшись и туда, был шокирован. Во-первых, в батальоне было человек шестьдесят, а во-вторых, они были стариками. Нет, не старослужащими бойцами, а именно стариками. Мужики, самому молодому на вид лет сорок, смотрели на меня равнодушно и без интереса. Узнав у них, где тут можно разместиться, нарвался на грубость. Тут было что-то вроде огромного сарая, в нем и располагался будущий батальон.

– Да кому какое дело, где тебе сидеть, отвали и не суетись тут, – рявкнул один такой дедок.

– Не груби, папаша, я тебе на любимую мозоль не наступал! – буркнул я в ответ.

– Ты чего, щенок, оборзел? – взревел тот и вскочил.

– Отдыхай, папаша, стариков и детей не бью, – ответил я, усаживаясь на землю, подложив шинель под задницу. Тепло было, на удивление, вот и снял. Мужик уже хотел было рвануть ко мне, но его остановили его же друзья.

– Микола, сядь, чего привязался к мальцу? – О, этот дядька с умом дружит.

– А чего он, – кивнул дерзкий на меня, – сопли еще жует, а нарывается? – Мужичок то ли с головушкой не дружит, то ли просто не хочет идти на фронт. Его призвали, а он теперь зол на весь белый свет. Чего, думаете, таких не было? Я вас умоляю, да встречались уже не раз за эти месяцы.

– Сопли я обычно кулаком по вражеской морде размазываю! – бросил я. Ей-богу, уважаю возраст, но ненавижу наглецов.

– Ты откуда, парень? – спросил еще один мужичок. Этот на вид был приличным человеком. Хорошо одет и чисто выбрит. Да, не сказал, тут по большей части все в гражданку одеты. Видимо, только призвались.

– Из окружения вышли недавно. Сейчас с фильтра сюда направили. Сказали, что здесь будут формировать новую часть для отправки на фронт.

– А зачем тебе на фронт, ты там уже был, зачем сбежал?! – вновь подал голос тот первый, недовольный.

– Дядя, – я бросил сидор возле ноги и распрямился, – уймись, ей-богу! Ты хоть вообще представляешь, что такое ФРОНТ? Меня сейчас сдерживает только твой возраст, да еще то, что из-за тебя, идиота, меня расстреляют. Потому как будешь дальше выступать не по делу, я тебе голову откручу, ясно? – тот все-таки был неполным дураком, как я подумал. Молча отвернулся и ушел в дальний угол.

– Чего, сынок, хреново на фронте? – спросил вновь хорошо одетый мужчина.

– Хорошего мало, – вздохнув, кивнул я и протянул руку, – Андрей.

– Ростислав Павлович, – пожал мне руку мужчина.

– Давно вас здесь держат?

– Кто-то уже неделю, я всего второй день.

– Блин, а чем вы питаетесь-то неделю? – удивился я.

– С кормежкой тут беда, это точно! – выдохнул еще один мужичок-с-ноготок, сидевший под стеной.

– Понятно, – покачал я головой и решил тоже присесть.

– На фильтре-то как, били? – вновь обратился Ростислав Павлович.

– Да нет, – честно признался я, – следователь так и вовсе нормальный человек. Да и не было бы здесь меня, если бы там хреново было.

– Да разное говорят, вот и спросил. Михалыча вон так отоварили, что теперь на всех огрызается! – Вот и прояснилась ситуация. Оказывается, этот грубиян, что докопался до меня, тоже был с фронта, но сюда попал уже после того, как побывал в плену. Ясно теперь, почему такой злой.

– Слышь, дядя, – решил я все же поговорить с ним. – Михалыч, кажется? – Тот нехотя обернулся. Я подошел к нему и протянул руку. Тот стоял неподвижно, но я ждал. – Забудем, оба погорячились?

– Ты ж мне только что голову отбить хотел? – выдавил из себя злой Михалыч, но уже как-то мягче.

– Извини, переборщил. На допросах держался, в камере держался, а тут сорвался. Меня Андреем зовут, Морозовым.

– Николай Михайлович я, – бывший злой мужик протянул руку и крепко стиснул мою.

– Вот и правильно! – заключил Ростислав Павлович. – Не хватало еще между собой тут собачиться, немцам на радость!

– Точно, – подхватили все разом. Поднялся небольшой шум, и все начали знакомиться со мной. Расспросили, где воевал, что видел, где немцы, много ли у нас гибнет, обо всем помаленьку. Всем было очень интересно слушать о наших похождениях. Кивали, переживали, было даже приятно. Чувствовал себя этаким Пушкиным, с поправкой на время. Остаток дня прошел незаметно, но хотелось ЕСТЬ!

На поиски еды отправился я. Никто не просил и не заставлял, сам пошел. Найдя кухню, был удивлен ответом служащего:

– Ничего у нас нет, вон, сухарей хочешь? Можешь взять мешочек, – повар указал на один из десятка небольших мешков, что стояли возле стены кухни. Размером тот был с дамскую сумочку. Не ту, что кошелек только и вмещает, а нормальную женскую сумку, куда, если нужно, и зонтик войдет, и буханка хлеба.

– Вообще, что-нибудь известно о питании?


– Едят у нас только перед отправкой на фронт, – начал разговор повар, чуть усмехнувшись, – за пару дней до отправки к месту службы начинают нормально кормить. А так в основном остатки, обрезки и прочие крошки.

– Хреново, – кивнул я своим мыслям, – может, подскажешь, любезный, где все же еды раздобыть. Я после выхода из тылов противника несколько дней уже нормально не ел.

– С другой стороны города, – о, как они этот захудалый городишко называют, – есть рынок. Там хоть и дорого, но договориться можно. Если деньги есть, конечно.

– Этого дерьма хватает, правда, не знаю цен сегодняшних…

– Да уж, цены! – вставил еще один мужик.

Деньги у меня и правда были, после освобождения из камеры вернули все. Правда, вот были у меня немецкие часы, те да, зажали. Сказали, что в мародерстве обвинят, если не сдам.

На рынок мы пошли вдвоем с Ростиславом Павловичем. Тот уже бывал там, поэтому легко взялся меня проводить. А возле самого развала я встретил Ивана с Егором. Как же я обрадовался-то!

– Слава богу, вас отпустили! – воскликнул я.

– Да уж, погранцам спасибо, – неожиданно для меня сказал Егор. Видя мое удивление, пояснил: – Их как-то уж очень быстро «отфильтровали». Они же НКВД. Один, тот, что старшим был, уехал в Москву, ребята сказали, учиться. Остальные были устроены прямо тут, да они уже сами работают следователями, представь!

– Представляю, значит, они вам и помогли?

– Да, замолвили словечко, за тебя не знаю, врать не буду. – Я ничего не стал говорить ребятам о том, что сам за них поручился. Отпустили и ладно, главное, все на свободе.

Пошел дождь, небо и до этого было свинцовым, а тут разродилось. Мелкий, противный осенний дождь, казалось, зарядил на неделю. Под ногами тут же становилось скользко и липко от намокшей грязи, которая была повсюду. С парнями мы простояли недолго, им нужно было явиться в свое подразделение. Жаль, но оно было не тем, куда попал я. Я очень переживал, привык к ним, да и парням было не по себе.

На рынке с Ростиславом Павловичем мы нашли все, что хотели. Цены и правда кусались, моих накоплений хватило не намного, но все же сегодня, да и думаю, завтра до обеда буду сытым. По возвращению в батальон был удивлен тем, что все едят каждый свое. Тут еще не было общего котла, кто что достал, тот это и ест. Все было непривычно и как-то противно, что ли. На фронте я привык уже, что все вокруг колхозное, все вокруг мое, а тут…

На базаре мне удалось купить гречки, аж полмешка, а сложившись с Ростиславом, еще и тушенки. Десять банок маловато, конечно, но и то хлеб. Да, хлеба также купили. Тот самый Михалыч, с которым я вначале повздорил, умудрился найти огромный котелок, даже котел, он реально был большим. Соорудив козлы, развели костер и подвесили котел с водой. Через два часа все уже были сытыми и довольными. Я не стал жлобиться и запрещать подходить тем бойцам, которые не делились едой. Так что досталось всем, правда, понемногу. Как хотел, на утро оставить не удалось. Осталось только хлеба чуток, так как его было мало, то его мы разделили только с Ростиславом Павловичем. Покупали-то вскладчину, поэтому я не стал раздавать его.

С утра вновь встретились с Ваней Бортником и Егором Мельниковым. Нашли они меня с хорошими вестями. Не успели мы толком поздороваться, как появился еще один человек. Им оказался один из парней пограничников, что еще совсем недавно были в моем распоряжении.

– Андрей, привет! – поприветствовал тот меня.

– И тебе не хворать, Сань, как сам?

– Хорошо. Вот, забежал по случаю.

– Ясно, – кивнул я. – Извини, даже чаем не угощу…

– Если не откажешь, я сам угощу, да и… – бывший пограничник обвел глазами округу, – разговор есть, отойдем?

– Ну, пошли, коли надо, – вновь кивнул я.

– Тут, дело такое, – начал он, когда мы оказались на улице и одни. – Ребята в соседнем батальоне устроились, а тебя каким-то образом к обозникам приписали. Я тут переговорил с кем нужно. Короче, – махнул рукой Саша, – собирай вещички, да и топай с парнями. У них батальон почти укомплектован. День, может, два и его отправят на подготовку. Времени сейчас на весь курс нет, но пару недель, если все пойдет спокойно, вас «погоняют». А потом – фронт. – Видя, что я крепко задумался, Саша чуть смутился, наверняка решил, что я и не хочу вовсе куда-то идти, тем более на фронт. Но он ошибался.

– Хорошо, – просто ответил я.

– То есть ты согласен?

– Конечно, – утвердительно кивнул я, – во-первых, с парнями, а во-вторых, – я чуть задумался, – на фронт мне нужно, засиделся я тут.

Мы вместе поржали. Умереть я не торопился, но и, правда, лучше уж фронт, чем такой тыл. Ни жратвы, ни занятий.

Узнав, что меня переводят, Ростислав Павлович попросился с нами. На это Саша пограничник пообещал разузнать. Скорее всего, не разрешат, Палыч уже немолод, а на передовой возраст бойца имеет ощутимый вес. Вон, пока по тылам бродили, те мужики, что были старше тридцати лет, реально уставали. Всем было тяжело, но они сдавали всерьез. Все-таки не зря мудрые люди говорили: «Война – дело молодых».

Новый батальон располагался в таком же бараке, только народу было в три раза больше. Тут также не было ни оружия, ни толковой кормежки. Но все же, видя горящие глаза молодых парней вокруг, на душе было веселее. Ничего не имею против людей старшего возраста, но не подходят они для такой войны. Увы. Тут нужна выносливость, сила. Кто-то скажет, что он любому молодому фору может дать. Не спорю, люди всякие есть, да только это все больше исключения, лишь подтверждающие правило.

Ростислава все же не перевели. Да я и не ожидал этого. Говорю же, никто не поставит сорокалетнего мужика вместе с молодняком. Это там, на передовой, все перемешивается, но когда укомплектовывают подразделение, все же стремятся подбирать более или менее равных людей.

В новом батальоне я был на тех же правах, что и в прошлом. Обычный стрелок, каких тут было много. Винтовку мне никто так и не вернул, как и остальное имущество, зато гоняли бегом вокруг района, в котором был сам барак.

«Хоть это, – думал я, бегая вместе со всеми. – Всяко лучше, чем просто жопы отсиживать, зарабатывая геморрой». Или, есть еще одно занятие, что выводит из себя. Марширование. Вот, блин, кому… Кому это пришло в голову, а? В тупую, жирную голову? Прислали какого-то напыщенного индюка с комиссарскими нашивками, он и рад стараться. Носок тяни, спина прямая… Бля, тебя, «петуха», на передовую, в ячейку засунуть да посмотреть, как ты в ней маршировать станешь! У, дармоеды, из-за таких и теряем каждый день свою землю. Может, в мирное время эта шагистика и нужна, понимаю, бойца всегда нужно чем-то занимать, иначе солдаты распоясаются. Но, блин, война же идет, совсем сдурели от сладкой жизни.

Бегалось, на удивление, легко, несмотря на постоянный, непрекращающийся дождь. Оружия нет, боеприпасов тоже нет, только что шинельку таскать нужно, а та была тяжелой, мокрой от дождя. Ну, еще и сапоги вновь прохудились. Скорее бы фронт, там можно на трофеи надеяться. Вон как в самом начале я да и многие другие бойцы выкидывали нафиг обмотки, надевая немецкие сапоги. Да, командиры косо смотрят, но понимают. Все же там фронт, а на фронте без обувки много ли навоюешь?

Через два дня нас погнали отсюда в соседний городок, там мы должны принять причитающееся нам имущество, для оснащения батальона. По прибытию оставили в этом самом городке, так как фронт вновь рухнул и возвращаться уже некуда. Вечная беда нашей страны. Кто виноват и что делать? Опять вокруг беготня и суета, бойцы вообще ничего не понимают, на все вопросы командиры отмахиваются.

– Ну, что, Андрюх, похоже, мы снова скоро в колечке будем? – спросил меня Иван.

– Так и будет, – кивнул я, – ежели ума у командиров не прибавится. Надо отходить срочно и выстраивать оборону, а мы что делаем? Собираем несколько сотен бойцов – и вперед, дыры затыкать. Тьфу ты, даже и говорить не хочется.

– Хорошо хоть не слышит никто, – заметил в свою очередь Егор.

– Слушай, Мельник, я так думаю, что тут скоро вообще всем пофиг будет, я о старших командирах говорю. Свою бы жопу унести!

– Андрюх, давай не будем, а? Я опять на допросы не хочу…