Стихотворения. Поэмы. Пьесы

  
КРЕСТЬЯНЕ, СОБСТВЕННОЙ ВЫГОДЫ РАДИ ПОЙМИТЕ — ДЕЛО НЕ В ОБРЯДЕ
 
 
 
Известно, у глупого человека в мозгах вывих;
 
чуть что — зовет долгогривых.
 
Думает, если попу как следует дать,
 
сейчас же на крестьяяина спускается благодать.
 
Эй, мужики! Эй, бабы!
 
В удивлении разиньте рот!
 
Убедится даже тот, кто мозгами слабый,
 
что дело — наоборот.
 
Жила-была Анюта-красавица.
 
Красавице красавец Петя нравится.
 
Но папаша Анютки
 
говорит: «Дудки!»
 
Да и мать Анютина глядит крокодилицей.
 
Словом, кадилу в церквах не кадилиться,
 
свадьбе не бывать. Хоть Анюта и хороша,
 
и Петя неплох, да за душой — ни гроша.
 
Ждут родители, на примете у них — Сапрон жених.
 
Хоть Сапрону шестьдесят с хвостом,
 
да в кубышке миллиардов сто.
 
Словом, не слушая Анютиного воя,
 
окрутили Анюту у аналоя,
 
и пошел у них «законный брак» —
 
избу разрывает от визга и драк.
 
Хоть и крест целовали, на попа глядя,
 
хоть кружились по церкви в православном обряде,
 
да Сапрону, злея со дня на день,
 
рвет жена волосенок пряди.
 
Да и Анюту Сапрон измочалил в лоскут —
 
вырывает косу ежеминутно по волоску.
 
То муж — хлоп, то жена — хлоп.
 
Через месяц — каждый, как свечка, тонкий.
 
А через год легли супруги в гроб:
 
жена без косы, муж без бороденки.
 
А Петр впал в скуку,
 
пыткой кипятился в собственном соку
 
и, наконец, наложил на себя руку:
 
повесился на первом суку.
 
В конце ж моей стихотворной повести
 
и родители утопились от угрызения совести.
 
Лафа от этого одному попику.
 
Слоновье пузо, от даяний окреп,
 
знай выколачивает из бутылей пробки,
 
самогоном требует за выполнение треб.
 
А рядом жили Иван да Марья —
 
грамотеи ярые.
 
Полюбились и, не слушая родственной рати,
 
пошли и записались в комиссариате.
 
Хоть венчанье обошлось без ангельских рож —
 
а брак такой, что водой не разольешь.
 
Куда церковный!
 
Любовью, что цепью друг с другом скованы.
 
А родители только издали любуются ими.
 
Наконец, пришли: "Простите, дураки мы!
 
И на носу зарубим и в памяти:
 
за счастьем незачем к попам идти."
 
 
  
ОТ ПОМИНОК И ПАНИХИД
 
 
У ОДНИХ ПОПОВ ДОВОЛЬНЫЙ ВИД
 
 
 
Известно, в конце существования человечьего —
 
радоваться нечего.
 
По дому покойника идет ревоголосье.
 
Слезами каплют. Рвут волосья.
 
А попу и от смерти радость вели
 
и доходы, и веселия.
 
Чтоб люди доход давали, умирая,
 
сочинили сказку об аде и о рае.
 
Чуть помрешь — наводняется дом чернорясниками.
 
За синенькими приходят да за красненькими.
 
Разглаживая бородищу свою, допытываются — много ли дадут.
 
«За сотнягу прямехонько определим в раю,
 
а за рупь папаше жариться в аду».
 
Расчет верный: из таких-то денег
 
не отдадут папашу на съедение геенне!
 
Затем, чтоб поместить в райском вертограде,
 
начинают высчитывать (по покойнику глядя). —
 
Во-первых, куме заработать надо —
 
за рупь поплачет для христианского обряда.
 
Затем за отпевание ставь на кон —
 
должен подработать отец диакон.
 
Затем, если сироты богатого виду,
 
начинают наяривать за панихидой панихиду.
 
Пока не перестанут гроши носить,
 
и поп не перестает панихиды гнусить.
 
Затем, чтоб в рай прошли с миром,
 
за красненькую за гробом идет конвоиром,
 
как будто у покойничка понятия нет,
 
как самому пройти на тот свет.
 
Кабы бог был — к богу
 
покойник бы и без попа нашел дорогу.
 
АН нет —
 
у попа входной билет.
 
И, наконец, оставшиеся грошей лишки
 
идут на приготовление поминальной кутьишки.
 
А чтоб не обрывалась доходов лента,
 
попы установили настоящую ренту.
 
И на третий день, и на девятый, и на сороковой —
 
опять устраивать панихидный вой.
 
А вспомнят через год (смерть-то пустяк),
 
опять поживится — и год спустя.
 
Сойдет отец в гроб — и без отца, и без доходов, и без еды дети,
 
только поп —
 
и с тем, и с другим, и с третьим.
 
Крестьянин, чтоб покончить — с обдираловкой с этой,
 
советую
 
тратить достаток до последнего гроша
 
на то, чтоб жизнь была хороша.
 
А попам,
 
объедающим и новорожденного и труп,
 
посоветуй, чтоб работой зарабатывали руб.
 
 
  
НА ГОРЕ БЕДНЕНЬКИМ, БОГАТЕЙШИМ НА СЧАСТЬЕ -
  
 
И ИСПОВЕДНИКИ И ПРИЧАСТЬЕ
 
 
 
Люди умирают раз в жизнь.
 
А здоровые — и того менее.
 
Что ж попу — помирай-ложись?
 
Для доходов попы придумали говения.
 
Едва до года дорос —
 
человек поступает к попу на допрос.
 
Поймите Вы, бедная паства, —
 
от говений польза лишь для богатея мошнастого.
 
Кулак с утра до ночи
 
обирает бедняка до последней онучи.
 
Думает мироед: «Совести нет —
 
выгод много.
 
Семь краж — один ответ
 
перед богом.
 
Поп освободит от тяжести греховной,
 
и буду снова безгрешней овна.
 
А чтоб церковь не обиделась — и попу и ей
 
уделю процент от моих прибылей».
 
Под пасху кулак кончает грабежи,
 
вымоет лапы и к попу бежит.
 
Накроет поп концом епитрахили:
 
«Грехи, мол, отцу духовному вылей!»
 
Сделает разбойник умильный вид:
 
«Грабил, мол, и крал больно я».
 
А поп покрестит и заголосит:
 
«Отпускаются рабу божьему прегрешения вольные и невольные».
 
Поп целковым получит после голосения
 
да еще корзину со снедью в сени.
 
Доволен — поди — поделился с вором;
 
на баб заглядываясь, идет притвором.
 
А вор причастился, окрестил башку,
 
очистился, улыбаясь и на солнце и на пташку,
 
идет торжественно, шажок к шажку,
 
и снова дерет с бедняка рубашку.
 
А бедный с грехами не пойдет к попу:
 
попы у богатеев на откупу.
 
Бедный одним помыслом грешен:
 
как бы в пузе богатенском пробить бреши.
 
Бывало, с этим к попу сунься —
 
он тебе пропишет всепрощающего Иисуса.
 
Отпустит бедному грех,
 
да к богатому — с ног со всех.
 
А вольнолюбивой пташке —
 
сидеть в каталажке.
 
Теперь бедный в положении таком:
 
не на исповедь беги, а в исполком.
 
В исполкоме грабительскому нраву
 
найдут управу.
 
Найдется управа на Титычей лихих.
 
Радуется пусть Тит —
 
отпустит Титычу грехи,
 
а Титыча… за решетку впустят.