Стихотворения. Поэмы. Пьесы

1926
  
ХРИСТОФОР КОЛОМБ
 
 
Христофор Колумб был Христофор
 
Коломб — испанский еврей.
 
Из журналов.
 
 
 
1
 
Вижу, как сейчас,
 
объедки да бутылки…
 
В портишке,
 
известном
 
лишь кабачком,
 
Коломб Христофор
 
и другие забулдыги
 
сидят,
 
нахлобучив
 
шляпы бочком.
 
Христофора злят,
 
пристают к Христофору:
 
"Что вы за нация?
 
Один Сион!
 
Любой португалишка
 
даст тебе фору!"
 
Вконец извели Христофора —
 
и он
 
покрыл
 
дисканточком
 
щелканье пробок
 
(задели
 
в еврее
 
больную струну):
 
"Что вы лезете:
 
Европа да Европа!
 
Возьму
 
и открою другую
 
страну".
 
Дивятся приятели:
 
"Что с Коломбом?
 
Вина не пьет,
 
не ходит гулять.
 
Надо смотреть —
 
не вывихнул ум бы.
 
Всю ночь сидит,
 
раздвигает циркуля".
 
 
 
2
 
 
 
Мертвая хватка в молодом еврее;
 
думает,
 
не ест,
 
недосыпает ночей.
 
Лакеев
 
оттягивает
 
за фалды ливреи,
 
лезет
 
аж в спальни
 
королей и богачей.
 
"Кораллами торгуете?!
 
Дешевле редиски.
 
Сам
 
наловит
 
каждый мальчуган.
 
То ли дело
 
материк индийский:
 
не барахло —
 
бирюза,
 
жемчуга!
 
Дело верное:
 
вот вам карта.
 
Это океан,
 
а это —
 
мы.
 
Пунктиром путь —
 
и бриллиантов караты
 
на каждый полтинник,
 
данный взаймы".
 
Тесно торгашам.
 
Томятся непоседы.
 
Посуху
 
и в год
 
не обернется караван.
 
И закапали
 
флорины и пезеты
 
Христофору
 
в продырявленный карман.
 
 
 
3
 
 
 
Идут,
 
посвистывая,
 
отчаянные из отчаянных.
 
Сзади тюрьма.
 
Впереди —
 
ни рубля.
 
Арабы,
 
французы,
 
испанцы
 
и датчане
 
лезли
 
по трапам
 
Коломбова корабля.
 
"Кто здесь Коломб?
 
До Индии?
 
В ночку!
 
(Чего не откроешь,
 
если в пузе орган!)
 
Выкатывай на палубу
 
белого бочку,
 
а там
 
вези
 
хоть к черту на рога!"
 
Прощанье — что надо.
 
Не отъезд — а помпа:
 
день
 
не просыхали
 
капли на усах,
 
Время
 
меряли,
 
вперяясь в компас.
 
Спьяна
 
путали штаны и паруса.
 
Чуть не сшибли
 
маяк зажженный.
 
Палубные
 
не держатся на полу,
 
и вот,
 
быть может, отсюда,
 
с Жижона,
 
на всех парусах
 
рванулся Коломб.
 
 
 
4
 
 
 
Единая мысль мне сегодня люба,
 
что эти вот волны
 
Коломба лапили,
 
что в эту же воду
 
с Коломбова лба
 
стекали
 
пота
 
усталые капли.
 
Что это небо
 
землей обмеля,
 
на это вот облако,
 
вставшее с юга, —
 
"На мачты, братва!
 
глядите —
 
земля!" —
 
орал
 
рассудок теряющий юнга.
 
И вновь
 
океан
 
с простора раскосого
 
вбивал
 
в небеса
 
громыхающий клин,
 
а после
 
братался
 
с волной сарагоссовой.
 
и вместе
 
пучки травы волокли.
 
Он
 
этой же бури слушал лады.
 
Когда ж
 
затихает бури задор,
 
мерещатся
 
в водах
 
Коломба следы,
 
ведущие
 
на Сан-Сальвадор.
 
 
 
5
 
 
 
Вырастают дни
 
в бородатые месяцы.
 
Луны
 
мрут
 
у мачты на колу.
 
Надоело океану,
 
Атлантический бесится.
 
Взбешен Христофор,
 
извелся Коломб.
 
С тысячной волны трехпарусник
 
съехал.
 
На тысячу первую взбираться
 
надо.
 
Видели Атлантический?
 
Тут не до смеха!
 
Команда ярится —
 
устала команда.
 
Шепчутся:
 
"Черту ввязались в попутчики.
 
Дома плохо?
 
И стол и кровать.
 
Знаем мы
 
эти
 
жидовские штучки —
 
разные
 
Америки
 
закрывать и открывать!"
 
За капитаном ходят по пятам.
 
"Вернись! — говорят,
 
играют мушкой. —
 
Какой ты ни есть
 
капитан-раскапитан,
 
а мы тебе тоже
 
не фунт с осьмушкой".
 
Лазит Коломб
 
на брамсель с фока,
 
глаза аж навыкате,
 
исхудал лицом;
 
пустился вовсю:
 
придумал фокус
 
со знаменитым
 
Колумбовым яйцом.
 
Что яйцо? —
 
игрушка на день.
 
И день
 
не оттянешь
 
у жизни-воровки.
 
Галдит команда,
 
на Коломба глядя:
 
"Крепка
 
петля
 
из генуэзской веревки.
 
Кончай,
 
Христофор,
 
собачий век!.."
 
И кортики
 
воздух
 
во тьме секут.
 
«Земля!» —
 
Горизонт в туманной
 
кайме.
 
Как я вот
 
в растущую Мексику
 
и в розовый
 
этот
 
песок на заре,
 
вглазелись.
 
Не смеют надеяться:
 
с кольцом экватора
 
в медной ноздре
 
вставал
 
материк индейцев.
 
 
 
6
 
 
 
Года прошли.
 
В старика
 
шипуна
 
смельчал Атлантический,
 
гордый смолоду.
 
С бортов «Мажестиков»
 
любая шпана
 
плюет
 
в твою
 
седоусую морду.
 
Коломб!
 
твое пропало наследство!
 
В вонючих трюмах
 
твои потомки
 
с машинным адом
 
в горящем соседстве
 
лежат,
 
под щеку
 
подложивши котомки.
 
А сверху,
 
в цветах первоклассных розеток,
 
катаясь пузом
 
от танцев
 
до пьянки,
 
в уюте читален,
 
кино
 
и клозетов
 
катаются донны,
 
сеньоры
 
и янки.
 
Ты балда, Коломб, —
 
скажу по чести.
 
Что касается меня,
 
то я бы
 
лично —
 
я б Америку закрыл,
 
слегка почистил,
 
а потом
 
опять открыл —
 
вторично.