Мафиози и его мальчик (СИ)

Богатырёв благодарил. Правда, в благодарности его было мало прока, потому что она же и подписывала Яру приговор.
Богатырёв обещал, что на воле, если встретятся, он вернёт Яру всё – вот только для Богатырёва эта воля наступала уже совсем скоро, его, оказывается, переводили в тюрьму под Владимир, а летом должны были выпустить по УДО. Для Яра она грозила теперь не наступить совсем.
Богатырёв этого, в общем-то, не скрывал. Напротив, даже предупреждал, что номер не прошёл. Что кто-то – как он думает, Рыжик – заложил их обоих, и Лысый знает всё.
И последними, самыми полезными буквами в этом письме, внизу значилось число – двадцать восьмое февраля. День долгих встреч.
Яр застонал, преодолевая желание прислониться к стеклу лбом – опасался, что кожа попросту примёрзнет к нему. Закрыл глаза. В общем-то, ничего особого он и не ждал от этого дня. С тех пор, как Андрей прислал посылку, прошло уже два месяца, и он больше не давал знать о себе.
Должно быть, коньяк был последним подарком или, так было бы точней – данью памяти человеку, который больше не значит для него ничего. Особой надежды на то, что Андрей приедет к нему, Яр не питал. И всё же… Всё же что-то зудело в груди. Что-то говорило о том, что Андрей бы мог… по крайней мере, если бы кто-то и мог, то это Андрей.
Там, наверху, остался лежать телефон. И сейчас Яр до скрипа в зубах жалел, что не позвонил. Не позвонил, не дал о себе знать. Но теперь думать об этом было уже бесполезно.
Впрочем, Андрей всё равно не смог бы ничего изменить.
Яр подумал, что это даже хорошо, что Андрей не знает о нём ничего. Не видит его таким.
Яр стиснул зубы и, заставив себя сорваться с места, с удвоенной силой замахал руками, разгоняя кровь.
***
Яра выпустили из ШИЗО десятого марта. Он к тому времени с трудом держался на ногах. Зверски хотелось спать. А лучше – попросту упасть и умереть, но он не собирался сдаваться. Назло.
Камера встретила его затишьем и молчаливыми взглядами из-под бровей – почти такими же, какие он ловил на себе в первый раз. Вот только уверенности - такой, как в тот раз – не было ни на грамм.
Яр молча протопал к своей шконке и, покопавшись под ней, извлёк банку с тушёнкой из тех, что переправлял с воли сам себе. Оттуда же достал ложку. Уселся на шконку, закутался в куцый казённый плед.
Вскрыл одним быстрым движением и принялся ковырять холодное мясо. Есть не хотелось совсем – как бывает, когда две недели ешь одно только дерьмо.
Какое-то время в хате продолжала царить тишина. Яр заговорил первым.
- Что, братва, как дела?
Ему не ответил никто. Яр прожевал ещё один кусочек мяса, поднял глаза и обвёл взглядом хату. Едва он оборачивался, сидельцы старательно отводили глаза. Из тридцати взглядов, находившихся в камере, он смог поймать один только взгляд – пронзительный и испуганный - сидевшего у самой двери петуха.
Яр опустил глаза в банку, ковырнул тушёнку ещё раз и продолжил жевать. Он понимал, что этот бойкот должен означать. Можно было подойти к Хрюне, отозвать его в спортзал и прояснить до конца, но Яр не видел особого смысла ещё и Севу подставлять – всё было ясно и так.
Яр медленно ел. Ему хватило терпения на полбанки, затем он отставил тушёнку в сторону и принялся копаться под подушкой, где лежал телефон. Мобильник оставался там, где и должен был быть, вот только заряда в нём не было нифига – Яр чертыхнулся было, но уже через пару минут злость прошла – то, что мобильник не работал, было очень даже хорошо. Иначе он обязательно позвонил бы тому, кому никак не должен был звонить.
Всё так же неторопливо Яр протянул руку за кровать, нащупал розетку и, включив зарядку, подключил телефон. Спрятал его обратно под подушку, сложил руки перед собой замком, хрустнул пальцами и замер – стал думать и ждать.
Ему казалось почему-то, что Лысый, каким бы он не был крутым, не решится расправится с ним здесь. Это был скорее психологический, чем тактический момент – ни один зверь не сунется в логово к другому зверю. Значит, у Яра оставалось время… - он извлёк из-под подушки часы и посмотрел на них – до утра, потому что ужин он уже пропустил. А потом надо было что-то решать.
Наказание должно было быть довольно простым – но каким, Яр не хотел раньше времени представлять. С точки же зрения техники… с точки зрения техники нужно было скорее всего ожидать тёмной. Пары громил где-нибудь в закутке, неожиданной просьбы закурить. И на сей раз договориться получилось бы вряд ли – Лысый прекрасно знал все его возможности, и если бы ему нужен был грев, не пускал бы его в расход.
Яр вытянулся на шконке, размотал своё второе, «неуставное» одеяло, лежавшее до того в ногах, закутался в него и попытался уснуть. Почти сразу он повернулся ко входу лицом, потому что хотя и понимал умом, что здесь на него не нападут, проверять это на практике абсолютно не хотел.
Он попытался сосредоточиться на мыслях о том, как можно уйти от казавшейся неминуемой судьбы, но вместо путей к отступлению в голову постоянно лезли мысли о том, как именно это могут осуществить.
Яр слышал байки о том, как кого-то из опущенных подпускали поближе к «приговорённому» - расцеловать.
Яр невольно перевёл взгляд на Севу, который всё ещё зыркал на него глазами из своего угла, а теперь почему-то кивнул, будто подтверждал: «Да. Всё будет именно так». Яр торопливо мотнул головой. Значит, Хрюню к себе не подпускать. Это первый пункт. Что ещё?
Он перевёл взгляд на храпевших в паре коек от него быков. Эти не стали разговаривать с ним, как и все. Значит, от них ничего хорошего можно было не ожидать.
Яр скрипнул зубами. Ему до посинения надоело только и делать, что ожидать предательства от всех. Он закрыл глаза, но тут же ему показалось, что у кровати скрипят половицы и кто-то приближается к нему. Яр опять распахнул глаза. Был, кажется, ещё один ритуал. Он нервно провёл пальцами по губам.
Ритуалов был миллион. И от всех разом было не сбежать.
Яр попытался перевернуться поудобнее и тут же зашёлся в кашле. Он кашлял долго, сжимая одной рукой грудь, а другой горло, но всё равно не в силах успокоить подступивший зуд, а когда затих наконец, в голове будто прояснилось в один заход. Лазарет.
В больничке кто-то должен был дежурить постоянно, с кашлем его вряд ли стали бы принимать раньше девяти. С другой стороны, пока один только дежурный сидел на посту, можно было попробовать договориться. Что-то пообещать. Например, бабло. Ну, или барахло.
Яр поколебался ещё какое-то время, а затем выдернул из розетки телефон. Вместе с зарядкой сунул его за шиворот. Спрыгнул с кровати и, чуть припадая на повреждённую ногу, которую после отдыха стало дёргать ещё сильней, двигался к двери.
Пацаны поджидали его за поворотом, у самой двери. Не было никаких «Дай закурить» или «Слышь, ты чего». Молча пришёл удар под дых, который Яр в темноте пропустил, зато в ответ, не целясь, почти инстинктивно отмеряя высоту и наклон, он врезал так, что у кого-то затрещала кость.
Яр ударил снова и ещё раз пропустил удар. Кто-то шумно дышал, хрипел в темноте – не видно было ничего. Потом он понял вдруг, что его больше не пытаюсь бить.
Повёл ногой и натолкнулся на что-то неподвижное, тёплой кучей лежащее в углу. Ныл правый кулак, а левое запястье, казалось, кто-то пытался выкрутить винтом, но это было ничего – пожалуй, даже хорошо. Не дожидаясь, пока нападавшие придут в себя, Яр двинулся к выходу.
Между бараком и входом в лазарет было метров сто. У обоих дверей стояли ребята с автоматами - Яр только поприветствовал их, махнув рукой. Оба конвоя знали его хорошо.
На полпути остановился, повернулся лицом к стене, старательно делая вид, что попросту отошёл по нужде, опустил руку до уровня пояса и вынув плохо сидевший кирпич, засунул в образовавшуюся нишу провод и телефон. Затем вставил обратно кирпич и направился дальше ко входу в лазарет.
В больничке и в самом деле не было почти никого – тускло горел свет, и пожилой врач, которого Яр не знал в лицо, потому что не оказывался под надзором медиков уже давно, читал, подставив книгу под лампу, какой-то детектив.