Безумно богатые азиаты

— Нет. До этого момента мы не знали, что в квартире находится мальчик.

— То есть женщина с мальчиком ушли и муж в квартире один.

— Да. Мы не думаем, что в квартире есть кто-то еще.

— Не думаете? А могли бы вы точно определить, есть или нет? Может, тепловые датчики или что-то в этом роде? — спросил Чарли.

Луй усмехнулся:

— Ну, мы же не ЦРУ. Конечно, можно всегда привлечь дополнительных специалистов, если вы хотите, но для бытовых ситуаций, таких как эта, мы обычно…

— Я хочу немедленно увидеться с мужем, — решительно сказала Астрид. — Можете отвезти меня к нему прямо сейчас?

— Миссис Тео, в подобных делах мы не рекомендуем… — деликатно начал детектив.

— Мне плевать. Я хочу посмотреть ему в лицо, — настаивала Астрид.

Через несколько минут она уже тихо сидела на заднем сиденье «мерседеса» с тонированными стеклами, пока мистер Луй с переднего пассажирского сиденья по-кантонски приказывал всей команде собраться вокруг дома 64 на Пак-Тин-стрит. Чарли хотел поехать с Астрид, но она решительно возразила:

— Не волнуйся, Чарли. Ничего страшного не произойдет. Мне просто нужно переговорить с Майклом.

В голове беспокойно роились мысли, и по мере того, как «мерседес» медленно двигался в потоке машин в районе Чимсачёй, Астрид тревожилась все сильнее.

Она просто не понимала, что ей теперь думать. Кто эта девушка? Такое впечатление, что их роман с Майклом начался еще до свадьбы, но зачем тогда он женился на Астрид? Определенно не из-за денег. Муж всегда упрямо настаивал на том, что не хочет извлекать выгоду из богатства ее семьи. Он с готовностью подписал брачный договор на сто пятьдесят страниц и еще одно соглашение — уже после заключения брака и рождения Кассиана, по настоянию семейных адвокатов. Ее деньги и деньги Кассиана даже в большей безопасности, чем деньги Банка Китая. Так что же побудило Майкла жить с женой в Сингапуре и одновременно иметь любовницу в Гонконге? Астрид выглянула из окна машины и заметила рядом с ней «Роллс-Ройс Фантом». На заднем сиденье расположилась пара, вероятно, лет тридцати, разодетая в пух и прах. У женщины были короткие, изящно причесанные волосы, она была безупречно накрашена; у правого плеча на пурпурной блузке сияла огромная бриллиантовая брошь с изумрудами. На спутнике дамы красовались темные очки в стиле латиноамериканского диктатора[187] и пестрый шелковый бомбер от Версаче. В любом другом городе мира эти модники выглядели бы совершенно абсурдно: они безнадежно опоздали — так одевались около трех десятилетий назад. Но это Гонконг, и здесь это работало. Астрид задавалась вопросом, откуда они ехали и куда. Вероятно, на обед в клубе. Какие секреты они хранили друг от друга? У мужа есть любовница? А у жены любовник? Есть ли дети? Они счастливы? Женщина сидела совершенно неподвижно, уставившись прямо перед собой, а мужчина слегка отодвинулся от нее, читая бизнес-раздел в «Морнинг пост».

Поток машин снова начал двигаться, и внезапно «мерседес» оказался в Вонкоке, который был плотно застроен неуклюжими домами шестидесятых годов, загораживающими солнечный свет.

Астрид помогли выбраться из машины. Ее окружили четверо охранников в темных костюмах. Она нервно озиралась, пока ее сопровождали к старому многоквартирному дому. Маленький лифт с зелеными стенами, освещенный флуоресцентной лампой, поднялся на десятый этаж. Астрид и ее телохранители вышли в открытый коридор, огибавший внутренний двор, где из каждого окна свисали бельевые веревки. Они миновали ряд квартир с пластиковыми тапочками и туфлями у входа и вскоре очутились перед дверью с металлической решеткой и номером 10-07B. Самый высокий охранник позвонил, и спустя пару минут Астрид услышала, как щелкают задвижки. Дверь открылась, и на пороге стоял он… Ее муженек.

Майкл посмотрел на охранников, окружавших Астрид, и с отвращением покачал головой:

— Дай догадаюсь… Твой отец нанял этих мордоворотов, чтобы выследить меня.





13

Камерон-Хайлендс





Малайзия


Ник позаимствовал у отца родстер «Ягуар E-Type» 1963 года из гаража Тайерсаль-парка, и они с Рейчел помчались по скоростной автомагистрали Пан-Айленд к мосту, который связывал Сингапур с Малайским полуостровом. От Джохор-Бару они поехали по шоссе Утара-Селатан, заскочив в приморский город Малакку, чтобы Ник мог показать Рейчел характерный алый фасад церкви Христа, построенной голландцами, когда город был частью их колониальной империи, и очаровательно украшенные перанаканские дома вдоль улицы Тун-Тан-Ченг-Лок.

После этого Ник с Астрид некоторое время ехали по старой дороге вдоль побережья Негери-Сембилан. Они опустили верх, и теплый морской бриз обдувал лицо Рейчел. Она впервые за все время после приезда в Азию расслабилась. Душевные раны, нанесенные за последние несколько дней, затянулись, и в конце концов ей стало казаться, что они с Ником и правда отдыхают вместе. Ей нравилась дикость этих проселочных дорог, приморские деревушки, которые казались нетронутыми временем, нравился Ник, с дневной щетиной и волосами, взъерошенными ветром. В нескольких милях к северу от Порт-Диксона машина свернула на грунтовую дорогу в окружении густой тропической растительности, и Рейчел увидела деревья, посаженные правильными рядами. Они тянулись на многие мили.

— Что это за идеальный сад? — спросила Рейчел.

— Это каучуконосы. Мы в окружении плантаций гевеи, — объяснил Ник.

Они подъехали прямо к пляжу, вышли из машины, сняли сандалии и прогулялись по горячему песку. Несколько малайских семей обедали прямо на пляже, и женские разноцветные головные платки развевались на ветру, пока хозяйки суетились вокруг ящиков с едой и посудой и покрикивали на детей, которым больше хотелось резвиться в прибое. День был пасмурный, и море напоминало пестрый гобелен темно-зеленого цвета с лазурными пятнами в тех местах, где отражались облака.

Подошли малайка и ее сын, они несли большой сине-белый кулер из пенопласта. Ник начал оживленно беседовать с женщиной, купил у нее два каких-то свертка, затем наклонился и задал мальчику вопрос. Мальчик нетерпеливо кивнул и убежал, а Ник тем временем нашел тенистое место под низко висящими ветвями мангрового дерева. Он вручил Рейчел еще теплый сверток из банановых листьев, перевязанный веревкой.

— Попробуй самое популярное блюдо Малайзии — наси лемак[188], — сказал он.

Рейчел развязала веревку, и глянцевый банановый лист раскрылся, внутри оказалась аккуратная горка риса, окруженная нарезанными огурцами, крошечными жареными анчоусами, жареным арахисом и ломтиками крутого яйца.

— Дай мне вилку, — попросила Рейчел.

— А вилок нет. Придется есть, как местные, — руками! — широко улыбнулся Ник.

— Ты шутишь?

— Не-а. Традиционно это блюдо едят именно так. Малайцы считают, что еда вкуснее, когда ешь руками. Разумеется, они пользуются только правой рукой. Левую используют для целей, о которых лучше умолчать.

— Но я не вымыла руки, Ник. Не думаю, что могу есть руками… — В голосе Рейчел звучало беспокойство.


— Да ладно тебе, мисс ОКНС[189], — поддразнил ее Ник.

Он зачерпнул немного риса и начал с аппетитом есть наси лемак.

Рейчел осторожно попробовала рис и мгновенно расплылась в улыбке:

— Мм… это рис на кокосовом молоке!

— Ты еще не добралась до самого вкусного! Копай дальше!

Рейчел порылась и обнаружила в середине соус карри и большие куски курицы.

— Боже мой… — мечтательно протянула она. — Это так чудесно из-за сочетания разных вкусов или потому, что мы едим на великолепном пляже?

— Ох, думаю, все дело в руках. Грязные руки придают еде новые оттенки вкуса.

— Я сейчас стукну тебя этими самыми грязными руками! — рассердилась Рейчел.

Когда она доела рис, мальчик прибежал с двумя прозрачными пластиковыми пакетами для питья, заполненными грубо наколотыми кусками льда и свежевыжатым соком сахарного тростника. Ник взял напитки у мальчика и протянул ему десятидолларовую купюру.

— Каму анак янг баик[190], — сказал он, похлопав мальчишку по плечу.

Глаза маленького малайца расширились от восторга. Он сунул деньги за резинку шорт и поспешил рассказать матери о неожиданно обрушившемся на него богатстве.

— Ты не перестаешь удивлять меня, Николас Янг. Почему я не знала, что ты говоришь по-малайски? — спросила Рейчел.

— Только несколько примитивных слов. Достаточно, чтобы заказать еду, — скромно ответил Ник.

— Твоя беседа с малайской женщиной не показалась мне примитивной, — возразила Рейчел, потягивая ледяной сладкий сок через тонкую розовую соломинку, вставленную в угол пластикового пакета.

— Поверь, я не сомневаюсь, что та леди цеплялась к моей грамматике, — пожал плечами Ник.

— Опять ты за свое, Ник!

— О чем ты?

— Ты принижаешь свои достоинства, и это раздражает!

— Я не уверен, что понимаю, о чем ты.

Рейчел устало вздохнула:

— Ты же утверждал, что не говоришь по-малайски, а потом я слышу, как ты свободно болтаешь. Или отмахиваешься: мол, старый дом. А потом мы оказываемся в гребаном дворце. Ты все преуменьшаешь!

— Я и не замечал, что так делаю.

— Да? Ты такой скромняшка, что твои родители даже не в курсе, насколько хорошо ты преуспел в Нью-Йорке.

— Меня так воспитали.

— А тебе не кажется, что причина в другом: твоя семья очень богата и тебе приходится компенсировать это излишней скромностью? — предположила Рейчел.

— Ну, я бы не стал так говорить. Просто меня с детства приучили на вопросы отвечать конкретно, но не хвастаться. И кстати, не так уж мы богаты.

— Да? И сколько же у вас конкретно денег? Сотни миллионов или миллиардов? — Ник начал краснеть, но Рейчел не унималась: — Знаю, тебе неловко обсуждать это, Ник, но именно поэтому я заставляю тебя быть искренним. Ты мне говоришь одно, а от остальных я слышу совсем другое: будто бы вся экономика Азии вращается вокруг твоей семьи и ты наследник трона. Я экономист, черт побери, и раз уж меня обвиняют в меркантильности, то я бы хотела знать, о какой конкретно сумме идет речь, — выпалила Рейчел.

Ник нервно мял остатки бананового листа. Сколько он себя помнил, ему внушали, что любые разговоры о состоянии его семьи под запретом. Но было бы справедливо, чтобы Рейчел узнала, на что подписывается. Особенно учитывая, что он собирается (очень скоро) попросить ее принять кольцо с желтым алмазом, которое спрятано сейчас в правом нижнем кармане шорт.

— Я знаю, это прозвучит глупо, но, по правде сказать, я не знаю, насколько богата моя семья, — осторожно начал Ник. — Мои родители живут хорошо, в основном благодаря наследству, доставшемуся маме от родителей. У меня есть личный доход, вполне неплохой, от акций, оставленных мне дедушкой. Но это не те деньги, которыми владеют семьи Колина или Астрид, тут и сравнивать нечего…

— А бабушка? Пейк Лин сказала, что Тайерсаль-парк стоит сотни миллионов за одну только землю, — перебила Рейчел.

— Моя бабушка всегда жила так, как она живет сейчас, поэтому я могу лишь предположить, что состояние достаточно велико. Три раза в год мистер Тэй, пожилой джентльмен из семейного банка, навещает мою бабушку. Он приезжает в поместье в том же коричневом «пежо», который я помню чуть ли не с рождения. Встреча происходит наедине, и это единственный момент, когда прислугу просят выйти. Поэтому мне никогда не приходило в голову спросить бабушку, сколько у нее денег.

— И твой отец ни разу не говорил об этом?

— Отец вообще никогда не поднимал тему денег. Наверное, он знает даже меньше меня. Понимаешь, когда деньги всегда есть, то ты особо о них не задумываешься.

Рейчел попыталась осознать эту концепцию.

— Почему все считают, что ты в итоге унаследуешь все?

— Это же Сингапур. Богатые люди от нечего делать судачат о чужих деньгах. У кого какое состояние, кто сколько унаследует, кто за какую сумму продал дом… Но все, что говорят о моей семье, просто домыслы. В общем, я никогда не думал о том, что однажды стану единственным наследником какого-то умопомрачительного состояния.

— Но тебе же ясно, что ты не такой, как все? — спросила Рейчел.