Королевство

– Не все рассуждают так логично, Рой.

Я засунул в рот снюс.

– Нет, наверное. Кто ненавидит тебя настолько, чтобы твой отель сжигать?

– Поглядим. Курт Ольсен, потому что по-прежнему уверен: мы в смерти его отца как-то замешаны. Эрик Нерелл – мы унизили его, когда заставили прислать откровенные фотографии. Симон Нергард, потому что он… потому что он в Нергарде живет, ты его избил и он нас всегда ненавидел.

– А как же Дан Кране? – спросил я.

– Нет, они с Мари совладельцы отеля.

– На кого доля записана?

– На Мари.

– Я знаю Мари, ферма наверняка в ее собственности.

– Точно. Но ведь Дан никогда Мари не нагадит…

– Серьезно? Представь себе мужчину, которому изменила жена, а ты – мужчина, с которым она изменила. Ему угрожали, запугали цензурой, его унизил головорез, потому что он хотел написать про отель что-то нехорошее, но правдивое. В канун Нового года его вышвырнули из приличного общества, и он оказался в компании с такими, как я. Брак уже летел к чертям, а в канун Нового года он решил сам вогнать последний гвоздь в крышку гроба, уничтожив репутацию ее отца статьей на первой полосе. Неужели подобный человек никогда ей не нагадит – она же причина всех его несчастий. И при этом параллельно нагадить и тебе? В канун Нового года у Стэнли я видел Дана Кране, который прошел сквозь стену.

– Стену?

– Знаешь, как люди пугаются, когда им угрожает смертью тот, кто точно знает, на какие кнопки нажать?

– Отчасти, – сказал Карл, искоса на меня посмотрев.

– Как говорится, это твою душу сожрет.

– Да, – тихо произнес Карл.

– А что потом?

– В конце концов на страх сил уже не остается.

– Да, – согласился я. – Становится плевать, уж лучше умереть. Погубить самого себя или погубить кого-то другого. Сжечь, убить. Что угодно – лишь бы перестать бояться. Это и есть перейти черту.

– Да, – согласился Карл. – Черта. И по другую ее сторону гораздо лучше. Несмотря ни на что.

Мы молчали. Над нами я услышал быстрые взмахи крыльев, а на снег упала тень. Куропатка, наверное. Вверх я не посмотрел.

– Кажется, она счастлива, – сказал я. – Шеннон.

– Естественно, – ответил Карл. – Думает, отель построят точь-в-точь как на ее чертежах.

– Думает?

Карл кивнул. Он как-то понурился, а светлая улыбка пропала.

– Я ей еще не говорил: всплыло, что отель на случай пожара застрахован не был. Сейчас на плаву проект держат только деньги Виллумсена. Судя по всему, источником послужил Дан Кране.

– Черт бы его побрал!

– Люди за свои деньги боятся, даже члены правления бубнят, что надо закругляться, пока все хорошо. Рой, после сегодняшнего собрания, возможно, всему крышка.

– И что ты думаешь делать?

– Я обязан попытаться переломить ситуацию. Но после того, что Ос наговорил на похоронах Виллумсена, и того, что пишет и распускает по деревне Дан Кране, в доверии я не сказать чтобы купаюсь.

– Местные тебя знают, – сказал я. – В конечном итоге это важнее того, что пишет и бормочет приезжий газетчик. То, что говорит Ос, забудется, как только дела у тебя пойдут в гору. Когда они поймут, что, черт возьми, этот Опгард даже в нокауте не сдается.

Карл посмотрел на меня:

– Думаешь?

Я ткнул его в плечо:

– Знаешь, как говорят: everybody loves a comeback kid[31]. Кроме того, основные работы и самые серьезные вложения позади, осталось только само здание. Бросить все сейчас – это же идиотизм. Братишка, ты справишься.

Карл положил руку мне на плечо:

– Спасибо, Рой. Спасибо, что веришь в меня.

– Проблема в том, чтобы все согласились следовать изначальным чертежам Шеннон. Муниципалитету по-прежнему нужны тролли и дерево, а если брать материалы подороже и вариант Шеннон, компания должна одобрить увеличение капитала.


Карл выпрямился – я как будто снова вдохнул в него оптимизм.

– Мы с Шеннон об этом думали. Когда мы показывали чертежи на первой встрече с инвесторами, мы не проработали как следует визуальную составляющую презентации – получилось очень строго и тоскливо. Теперь Шеннон сделала изображения и чертежи с совсем другими освещением и ракурсом. Главное отличие в том, что она поместила отель в летний ландшафт, а не зимний. В прошлый раз бетон ускользал в монотонный, бесцветный зимний пейзаж, и отель казался продолжением зимы, которую здесь все ненавидят, так ведь? Теперь летний, красочный пейзаж добавляет бетону цвета и света – отель выделяется на фоне и не кажется бункером, который пытается потеряться.

– Same shit, new wrapping?[32]

– И этого ни одна живая душа не поймет. Обещаю, все с ума сойдут от восторга. – Он снова был на коне, белые зубы сияли.

– Как туземцы, которым побрякушки показывают, – улыбнулся я в ответ.

– Побрякушки – настоящий жемчуг, просто в этот раз мы его заранее отполируем.

– Вполне честно, – сказал я.

– Вполне честно.

– Делай что должен.

– Так и есть, – сказал Карл. Повернулся к западу.

Я услышал, как он задержал дыхание. Съежился. Снова упал с лошади?

– Даже когда ты знаешь, что это очень-очень неправильно, – сказал Карл.

– Верно, – ответил я, хоть и понимал, что сейчас он говорит о чем-то другом. Я окинул взглядом лыжню, по которой ушла Шеннон.

– И тем не менее делать это ты не прекращаешь, – медленно сказал он – по-новому четко. – День за днем, ночь за ночью. Совершаешь все тот же грех.

Я задержал дыхание. Вполне возможно, он про папу говорил. Или про себя и Мари. Но я не ошибся – речь о Шеннон. О нас с Шеннон.

– Например… – произнес Карл. Говорил он сдавленным голосом и тяжело сглатывал.

Я напрягся.

– …когда Курт Ольсен заглядывал в Хукен и искал «ягуар», – сказал он. – Я рехнулся и подумал, что история повторяется, теперь нас раскроют. В тот раз точно так же и на том же месте стоял его отец – смотрел вниз, проколоты ли шины у «кадиллака».

Я не ответил.

– Но в прошлый раз тебя со мной не было и ты меня не остановил. Рой, Сигмунда Ольсена столкнул я.

Горло у меня пересохло, как сухарь, но я хотя бы снова задышал.

– Но ты ведь всегда это знал, – произнес он.

Я не сводил взгляда с лыжни. Подвигал головой. Кивнул.

– Почему же ты ни разу не дал мне это тебе рассказать?

Я пожал плечами.

– Не хотел становиться соучастником убийства, – предположил он.

– По-твоему, я боюсь? – Я криво усмехнулся.

– Виллумсен и его головорез – это другое дело, – сказал Карл. – То был невинный ленсман.

– Ты, наверное, сильно толкнул, падал он совсем не вертикально.

– Благодаря мне он полетел. – Карл закрыл глаза, может, из-за чересчур яркого солнца. А потом снова открыл. – Когда я тебе в мастерскую звонил, ты уже знал, что это не несчастный случай. Но вопросов не задавал. Потому что так всегда легче – притвориться, что мерзости не существует. Как когда папа приходил по ночам к нам в комнату и…

– Заткнись!

Карл заткнулся. Быстрые взмахи крыльев, – кажется, та птица вернулась.

– Я не хотел знать, Карл. Хотел верить, что человеческого в тебе больше, чем во мне, что ты на хладнокровное убийство не способен. Но ты по-прежнему мой брат. И когда ты его столкнул, возможно, ты спас меня от обвинения в убийстве папы и мамы.

Карл скорчился, снова надел темные очки и швырнул на снег апельсиновую кожуру.

– Everybody loves a comeback kid. Так правда говорят или ты сам придумал?

Вместо ответа я посмотрел на часы:

– На заправке с переучетом небольшая запара – меня просили заглянуть и помочь. Увидимся в Ортуне в семь.