Нехорошее место

— Уговорите его отвезти вас на Кайму, слышите? Вы отлично проведете время!

— Клинт, тебе придется мне кое-что объяснить, — сказал Бобби, когда они вышли за дверь.

— Разве ты ее не слышал? Маленькие капельки черного стекла…

— Я не об этом. Эй, посмотри на себя, ты же лыбишься. Не помню, чтобы видел, как ты лыбишься. Слушай, лыбящимся ты мне не нравишься.





Глава 42




В девять утра Ли Чен прибыл в офис, открыл бутылку сельтерской с апельсиновым вкусом, вошел в компьютерный центр, заставленный милой сердцу электроникой, где его уже поджидала Джулия. Ростом он был в пять футов и

шесть дюймов, стройный, поджарый, с лицом бронзового отлива и иссиня-черными волосами. Носил красные теннисные туфли и носки, мешковатые белые брюки из хлопчатобумажной ткани с белым поясом, угольно-серую рубашку с едва видным, чуть более светлым рисунком в листочек и черный пиджак с узкими лацканами и большими подкладными плечами. В частном детективном агентстве «Дакота-и-Дакота» он был самым стильно одевающимся сотрудником, превосходя в этом даже секретаря, Касси Хэнли, которая ни на шаг не отставала от моды.

Пока Ли сидел перед компьютерами и маленькими глотками пил сельтерскую, Джулия рассказала ему о том, что произошло в больнице, показала распечатки, которые Бобби сделал ранним утром. Френк Поллард сидел рядом с ними, на третьем стуле, так, что Джулия постоянно держала его в поле зрения. По ходу рассказа Джулии Ли ни мимикой, ни жестом, ни словом не выразил изумления, словно благодаря компьютерам его мудрость и дар предвидения поднялись до заоблачных высот и ничто, даже способность человека к телепортации, не могло его удивить. Джулия знала, что Ли, как и другие сотрудники детективного агентства «Дакота-и-Дакота», ни с кем и никогда не поделится информацией о ходе любого из расследований, но не могла сказать, истинным ли являлось его суперхладнокровие, или это была маска, которую он надевал каждое утро вместе с суперстильной одеждой.

Если его непоколебимая бесстрастность могла быть частично наигранной, то способность творить чудеса с компьютерами — реальной на все сто процентов. И когда Джулия закончила излагать сжатую версию недавних событий, Ли спросил: «Так чего ты хочешь от меня теперь?» При этом ни он, ни она не сомневались, что ему по силам выполнить любую ее просьбу.

Она дала ему стенографический блокнот. Первые десять страниц заполняли серийные номера сотенных купюр.

— Это случайная выборка по купюрам из трех мешков денег, которые мы храним для Френка. Сможешь ты выяснить, может, какие-то из этих купюр в розыске… украдены, вымогались, использовались для выкупа?

Ли быстро просмотрел номера.

— Последовательных нет? Это сложнее. Обычно копы не записывают серийные номера украденных денег, если только они не новенькие, упакованы прямо на фабрике, только что из-под прессов.

— Большая часть этих денег находилась в обращении.

— Есть шанс, что ими расплачивались с рэкетирами или при выкупе похищенного человека, как ты и сказала. Тогда копы переписали бы все номера, прежде чем деньги подготовили для передачи преступникам, на случай, что тем все же удастся ускользнуть. Шанс небольшой, но я попробую. Что еще?

— В прошлом году совершено убийство целой семьи из Гарден-Гроув, фамилия Фаррис.

— Из-за меня, — вставил Френк.

Ли поставил локти на подлокотники, откинулся на спинку стула, сложил пальцы домиком. Выглядел он, как мудрый учитель-буддист, которому пришлось надеть одежду дизайнера-авангардиста, потому что в аэропорту он перепутал чемоданы.

— В действительности никто не умирает, мистер Поллард. Они просто уходят отсюда. Горе — это хорошо, но чувство вины бессмысленно.

Хотя Джулия знала считаных компьютерных фанатиков, она подозревала, что далеко не многим удавалось органично соединить жесткие реалии науки и техники с религией. Но так уж вышло, что Ли пришел к вере в Бога через работу с компьютерами и интерес к современной физике. Однажды он объяснил ей, почему глубокое понимание безразмерности пространства в компьютерной сети в сочетании с представлениями современного физика о Вселенной неизбежно вело к вере в Создателя, но она потеряла ход его мыслей едва ли не после первых слов.

Она сообщила Ли все имеющиеся у них сведения о гибели Фаррисов и Роуманов.

— Мы думаем, их убил один и тот же человек. Мы понятия не имеем, как его зовут, поэтому он проходит у нас как мистер Синий. Учитывая жестокость убийств, мы подозреваем, что он серийный убийца, на счету которого длинный список жертв. Если мы правы, убийства совершались по всей стране или мистер Синий так хорошо заметал свои следы, что пресса не смогла установить связи между преступлениями.

— С другой стороны, — подал голос Френк, — они могли выносить эту информацию на первые полосы. Особенно если этот парень регулярно кусал свои жертвы.

— Но, поскольку в наши дни базы данных большинства полицейских управлений объединены в единую сеть, они могли найти какие-то связи, увидеть то, что еще не заметила пресса. Так что есть вероятность проведения тихого, не привлекающего лишнего внимания расследования органами правопорядка на федеральном уровне совместно с полицией городов и штата. Возможно, полиция какого-нибудь города или ФБР в масштабе всей страны ищут мистера Синего, и нам нужно знать, что им о нем уже известно, какой бы тривиальной ни казалась эта информация.

Ли улыбнулся. На бронзовом лице зубы блеснули, как столбики из слоновой кости.

— Это означает, что сайты открытого доступа нас не устроят. Мне придется взломать их систему безопасности, всех правоохранительных ведомств, одного за другим, в том числе и ФБР.

— Сложно?

— Очень. Но у меня есть кое-какой опыт. — Он еще выше подтянул рукава пиджака, несколько раз сжал и разжал пальцы, повернулся к клавиатуре, словно пианист, готовящийся сыграть что-то из Моцарта. Но не прикоснулся к клавишам, а искоса глянул на Джулию.

— Я постараюсь войти в их системы не напрямую, чтобы не оставлять следов. Я не собираюсь уничтожать какие-то данные или выведывать государственные секреты, поэтому, скорее всего, меня даже не заметят. Но, если кто-то меня засечет и поставит «маячок», который я не увижу или не смогу сбросить, они лишат тебя лицензии частного детектива.

— Я пожертвую собой, возьму вину на себя. У Бобби лицензия останется, так что агентство продолжит работу. Сколько тебе потребуется времени?

— Четыре или пять часов, а возможно, больше, гораздо больше. Кто-нибудь сможет принести мне в полдень ленч? Я бы предпочел поесть здесь, не отрываясь от работы.

— Конечно. Что бы ты хотел?

— Биг-мак, двойную порцию жареной картошки, ванильное мороженое.

Джулия поморщилась.


— Неужели такой продвинутый специалист по компьютерам, как ты, никогда не слышал о холестерине?

— Слышал, конечно. Но не испугался. Если мы не умираем, то холестерин меня не убьет. Только заставит меня уйти из этой жизни чуть раньше.





Глава 43




Арчер ван Корвайр раздвинул жалюзи и через толстое пуленепробиваемое стекло двери своего магазина в Ньюпорт-Бич подозрительно оглядел Бобби и Клинта, хотя знал, что они приедут, и ждал их. Наконец отпер дверь и впустил в магазин.

В свои пятьдесят пять лет ван Корвайр тратил много времени и денег, стремясь выглядеть моложе. Чтобы обмануть время, прибегал к дермабразии [26], подтяжкам лица, липосакции [27]. Чтобы улучшить внешние данные, сделал пластические операции носа, подбородка, щек. И парик носил высочайшего качества, который никто бы не отличил от его собственных крашеных волос, да только он сам все и портил, предпочитая прическу в стиле «помпадур». Если бы он в таком парике решил поплавать в бассейне, то его голова выглядела бы как рубка подводной лодки.

Заперев дверь на два врезных замка, он повернулся к Бобби:

— Утром я никогда никого не принимаю. Только во второй половине дня.

— Мы глубоко признательны за то, что вы сделали для нас исключение, — ответил Бобби.

Ван Корвайр многозначительно вздохнул:

— Так в чем дело?

— Мне бы хотелось, чтобы вы оценили камень, который я хочу вам показать.

— Оценил? И это все?

Он провел их через маленький, но роскошно обставленный торговый зал: лепной потолок, задрапированные замшей стены, дубовый паркетный пол, роскошный ковер, удобный диван, столики, четыре стула, стоящие вокруг стола со стеклянной поверхностью, такой толстой, что могла бы выдержать удар кувалды.

Единственный стенд с украшениями стоял по левую руку. Ван Корвайр принимал покупателей только по предварительной договоренности, а его драгоценности предназначались для очень богатых и лишенных вкуса людей, полагавших необходимым покупать ожерелье стоимостью в сто тысяч долларов, чтобы надеть его на благотворительный обед, билет на который стоил тысячу долларов, и не находивших в этом ничего странного.

Всю заднюю стену занимало зеркало, и ван Корвайр, пересекая торговый зал, с явным удовольствием смотрел на свое отражение. Не мог оторвать от него глаз, пока не прошел через дверь в мастерскую.

Бобби даже удивился, что, зачарованный собственной красотой, ювелир успел открыть дверь, а не врезался в нее. Он не любил Арчера ван Корвайра, но этот нарцисс прекрасно разбирался в украшениях и драгоценных камнях, и его знания частенько помогали в расследованиях.

Давным-давно, когда детективное агентство называлось «Дакота инвестигейшнс», а не «Дакота-и-Дакота инвестигейшнс», то есть до того, как Бобби познакомился с Джулией и она стала не только его женой, но и полноправным партнером, Бобби помог ван Корвайру вернуть большую партию необработанных алмазов, украденных любовницей. Старина Арчер хотел вернуть драгоценные камни, но не хотел, чтобы женщина оказалась за решеткой, поэтому обратился к Бобби, а не в полицию. То был первый и единственный раз, когда на памяти Бобби ван Корвайр дал слабину. В последующие годы за ним такого уже не замечалось.

Бобби выудил из кармана один из красных камней. Увидел, как широко раскрылись глаза ювелира.

Ван Корвайр уселся на высокий стул у рабочего стола и через лупу всмотрелся в необработанный камень. Клинт стоял рядом с ним. Бобби — позади, заглядывая через плечо. После лупы пришел черед микроскопа. Ван Корвайр тщательно осмотрел камень со всех сторон.

— Ну? — спросил Бобби.

Ювелир не ответил. Поднялся, раздвинув их локтями, пересел на другой высокий стул. Взвесил камень на весах.

Наконец перебрался на третий стул, который стоял перед тисками. Из ящика достал круглую коробочку, в которой на квадрате синего бархата лежали три крупных ограненных камня.

— «Мусорные» бриллианты, — пояснил он.

— А по мне очень даже красивые, — заметил Бобби.

— Слишком много дефектов.

Ван Корвайр взял один из бриллиантов и осторожно зажал в тисках. Потом ухватил щипчиками красный камень и острой кромкой принялся водить по полированной грани, надавливая со всей силой. Потом положил щипчики и красный камень на стол, взял лупу, наклонился к зажатому в тисках «мусорному» бриллианту.

— Слабая, но царапина. Алмаз режет алмаз. — Он поднял красный камень большим и указательным пальцами, уставился на него с восхищением… и жадностью. — Где вы его взяли?

— Сказать не могу, — ответил Бобби. — Так это всего лишь красный алмаз?

— Всего лишь? В мире красный алмаз — самый редкий драгоценный камень. Вы должны позволить мне продать его для вас. У меня есть клиенты, которые заплатят сколько угодно за ожерелье или подвеску с таким камнем. Этот будет слишком велик для кольца даже после окончательной огранки. Он просто огромный.

— И сколько он стоит? — полюбопытствовал Клинт.

— До огранки сказать невозможно. Но то, что миллионы, это точно.

— Миллионы? — В голосе Бобби слышалось сомнение. — Он, конечно, большой, но ведь не настолько.

Ван Корвайр наконец-то оторвался от камня и повернулся к Бобби.

— Вы не понимаете. До настоящего времени во всем мире было известно о семи красных алмазах. Этот — восьмой. А после того, как его огранят и отполируют, он станет одним из двух самых больших. Так что камень этот практически бесценный.