Поступь хаоса
Часть 32 из 93 Информация о книге
– Знаю, – я почесал ему голову, когда подошел. – Знаю. – Ну, пообедали, стало быть. – Айвен хлопнул в ладоши. – За работу! Поглядел на меня еще разок со значением и зашагал на выход. – И што это сейчас такое было? – осведомился я у Мэнчи, так, для проформы. – Щенки. – Он зарылся носом мне в ладонь. И последовал день, совершенно такой же, как утро. Я подметал, народ заходил, сделали перерыв воды попить (пока пили, Айвен ничего мне не сказал), потом опять подметал. Подумал какое-то время о том, што мы будем делать дальше. И это еще большое вопрошание, будем ли мы дальше што-то делать. Фарбранч устроит сходку насчет нас и наверняка оставит себе Виолу, пока не прилетит ее корабль, это и дубу понятно, но захотят ли они меня, вот в чем штука? И если захотят, останусь ли я? Я еще должен предупредить их… У меня прямо в желудке жгло всякий раз, как я вспоминал про книгу, так што я сразу на другие мысли поскорее перескакивал. Прошла типа целая вечность, но вот солнце наконец решило и зайти. Подметать уже было нафиг нечего. Я прошел весь амбар, и не по одному разу, пересчитал корзины, потом еще пересчитал, даже попытался прибить отошедшую доску в стене, хоть меня никто об этом и не просил. Не так уж многим можно себя занять, если покидать амбар не положено. – Ну, прямо чистая правда, – сказала внезапно обнаружившаяся в дверях Хильди. – Нельзя так к людям подкрадываться, – возмутился я. – Особенно если вы тихая. – Для вас с Виолой ужин приготовлен у Франции в доме. Почему бы тебе не пойти подкрепиться? – Пока у вас всех остальных сходка будет? – Пока у нас всех остальных сходка будет – да, щеночек, – кивнула Хильди. – Виола уже дома, не иначе как ваш общий ужин доедает. – Есть, Тодд! Голодный! – бухнул Мэнчи. – Там и для тебя харчи найдутся, щенишка. – Хильди еще и руку до него донести не успела, а он уже шлепнулся на спину и ножки задрал – никакого тебе достоинства, ей-богу. – По какому поводу сходка, ежели на самом деле? – поинтересовался я. – Ну, так ж новые поселенцы вот-вот прибудут – большое дело, – она наконец оторвалась от Мэнчи. – Ну и вас всем представить, конечно. Штоб город привыкал к мысли, што вас нужно приветить. – А они собираются нас привечать? – Люди всегда боятся того, чего не знают, Тодд-щен, – сказала она, выпрямляясь. – Как только они вас узнают, вопрос будет исчерпан. – И мы сможем остаться? – Думаю, да. Ежели захотите. Я промолчал. – А теперь шагай домой, – сказала она. – Я за вами приду, когда будет пора. Я лишь кивнул в ответ молча. Она помахала рукой на прощанье и пошла через уже почти совсем темный амбар. Я отнес метлу туда, где ей полагалось висеть. Шаги как-то очень гулко стучали по доскам. Мужской Шум и женская тишина текли со всего города к залу собраний. Слово «Прентисстаун» лезло изо всех щелей, и с ним мое имя, и Виолино, и Хильдино тоже. И хотя ни страха, ни подозрений в Шуме особо не наблюдалось, радушием он тоже как-то не светился. Вопрошания, вопрошания… – больше вопрошаний, чем злости в духе Мэтью Лайла. Ну, может быть. Может, по правде, не так все и плохо. – Пошли, Мэнчи, – скомандовал я. – Пошли пожрем чего-нибудь. – Жрать, Тодд! – гавкнул он откуда-то из-под ног. – Интересно, как у Виолы день прошел… И вот, уже шагая к выходу, вдруг почувствовал, как один клочок Шума отделился от общего наружного ропота. Клочок Шума выплыл из потока… И плывет к амбару. И уже подходит к дверям. Я замер в темноте. Дверной проем заступила тень. Мэтью Лайл. И его Шум сказал малец никуда не идет. 19 Нож снова делает выбор – Назад! Назад! Назад! – немедленно разлаялся Мэнчи. Луна отсверкнула на лезвии тесака. Я завел руку за спину. Ножны я прятал под рубашкой, пока работал, но нож точно на месте. Точно. Вынул и взял на изготовку, сбоку, у бедра. – Никакая старая мама тебя на сей раз не защитит. – Мэтью махал тесаком взад и вперед, словно хотел нарезать черный воздух на ломтики. – Никакая юбка не спрячет тебя от того, што ты сделал. – Я ничего не сделал, – ответил я из темноты, отступая назад и придерживая Шум, штобы не показал дверь за спиной. – Плевать. – Мэтью шагнул вперед; я – назад. – У нас в городе есть закон. – Я не хочу с тобой ссориться, – предупредил я. – Зато я с тобой – хочу, малец, – сообщил он. Шум его начал подыматься волной, и в нем была злость, а еще – то странное горе, та беснующаяся боль, такая острая, што впору на язык пробовать. Вокруг клубком клубилась нервность, едкая, резкая, которую он изо всех сил пытался прикрыть. Я еще отступил, дальше во тьму. – Я, знаешь, не плохой человек, – выдал вдруг он ни с того ни с сего, но тесаком махать не перестал. – У меня жена есть. И дочка. – Вряд ли они обрадуются, што ты напал на невинного человека… – Цыц! – заорал он и до ужаса громко сглотнул. Он не уверен. Совсем не уверен в том, што собрался делать. Да што тут нафиг творится? – Я не знаю, с чего ты на меня взъелся, – сказал я. – Но мне очень жаль. Што бы это ни было… – Прежде чем ты заплатишь, я хочу, штобы ты знал одну вещь, – поскорей перебил он, словно не хотел меня слушать. – Ты должен знать, мальчишка, што мою мать звали Джессикой. Я даже пятиться перестал. – И што? – Мою мать, – прорычал он, – звали Джессикой. Ни проблеска смысла. Ну, Джессикой… – И чего? Понятия не имею, о чем ты… – Слушай, пацан! – взревел он. – Слушай! И тут его Шум распахнулся настежь. И я увидел… Увидел… Увидел то, што он мне показывал. – Вранье, – прошептал я. – Трепаное вранье. Чего говорить явно не стоило. Потому што он взвыл, и прыгнул вперед, и кинулся через весь амбар ко мне.