Поступь хаоса

Я несся по пятам, уже обгонял, слушал слушал смотрел слушал и…

…за кустами на том берегу был…

Бен.

Правда был Бен.

Он сидел на корточках, прячась за зеленью, опирался ладонью на ствол, смотрел, как я бегу к нему, как я лечу к нему через мост, и вот я уже рядом, и его лицо расслабляется, а Шум открывается шире объятий, и я влетаю в то и другое сразу одним прыжком с моста прямо через кусты и почти сбиваю его с ног и у меня сердце рвется наружу через ребра а Шум огромный и светлый как целое синее небо и…

…теперь все наконец-то будет хорошо.

Теперь все будет хорошо.

Это Бен.

Он сжимал меня в объятиях и твердил: «Тодд», – а Виола стояла чуть поодаль, предоставив нам здороваться, и я его обнимал, его обнимал, обнимал его, потому што это Бен, Христе Всемогущий, это Бен, Бен, Бен.

– Это я, – сказал он, тихонько смеясь, потому што я со всех сил выжимал у него из легких последний воздух. – Как же хорошо тебя снова видеть, Тодд.

– Бен. – Я отклонился от него не знал куда деть руки што ими делать просто схватил его за рубашку прямо кулаками и затряс ну это типа любовь такая штобы он только понял. – Бен.

Он кивал, улыбался.

У него были складки вокруг глаз, и я уже видел, как оно начинается и скоро будет целиком у него в Шуме, и мне придется спросить.

– Киллиан?

Он ничего не сказал, зато показал. Бен бежит к дому, дом уже горит, уже рушится в огне, мэровы люди внутри, несколько, но и Киллиан тоже, и Бену до сих пор больно, больно…

– Ох, нет.

Желудок у меня провалился куда-то вниз, хотя я, по идее, давно предполагал, што так оно и будет.

Но предполагать – одно, а знать – совсем другое.

Бен снова кивнул, медленно и печально, и только тут я заметил, што он весь грязный, и у него кровь запеклась на носу, и весь он выглядит так, будто не ел неделю, но это все равно Бен, и он все равно читает меня, как никто другой, потому што его Шум уже спрашивал меня про Мэнчи, а я ему уже показывал, и тут-то наконец у меня глаза наполняются и текут через край и он снова хватает меня в объятия и я реву уже по-настоящему потому што у меня больше нет моей собаки и Киллиана и той жизни што была раньше.

– Я бросил его, – твердил я, сквозь сопли и кашель. – Я бросил его.

– Я знаю, – сказал Бен, и я понял, што это правда, потому што те же самые слова были у него в Шуме.

Я бросил его думал он.

И минуты не прошло, как он уже мягко отталкивал меня и говорил:

– Слушай меня, Тодд. У нас мало времени.

– Для чего мало времени? – хлюпнул я и заметил, што он смотрит мне через плечо на Виолу.

– Привет, – сказала она (глаза остались очень настороженные).

– Привет, – сказал он. – Ты, должно быть, она.

– Должно быть.

– Ты всю дорогу заботилась о Тодде?

– Мы всю дорогу заботились друг о друге.

– Хорошо. – Шум его сделался теплым и грустным. – Это хорошо.

– Пошли, – заторопился я, хватая его за руку и начиная тащить к мосту. – Надо добыть тебе какой-нибудь еды. Там еще доктор есть…

Но Бен не двинулся с места.

– Ты можешь покараулить? – обратился он к Виоле. – Дай знать, если что-нибудь увидишь, хоть что-нибудь. В поселении или на дороге, все равно.

Виола коротко кивнула, обменялась со мной быстрым взглядом и вернулась на тропу.

– Все пошло вразнос, – сказал мне Бен тихо и серьезно, как сердечный приступ. – Вам нужно срочно попасть в место под названием Убежище. Как можно скорее, Тодд.

– Я и так это знаю, Бен, – сказал я. – Почему ты…


– За вами идет армия.

– И это я тоже знаю. И Аарон. Но теперь, когда ты здесь…

– Я не могу пойти с тобой, – оборвал меня он.

У меня отвисла челюсть:

– Што?! Конечно, ты можешь…

Но он затряс головой:

– Ты сам знаешь, что не могу.

– Мы можем найти способ… – Но мой Шум уже вертелся водоворотом, думал, вспоминал.

– Мужчин из Прентисстауна не жалуют нигде в Новом свете.

– Мальчиков оттудова тоже не особенно привечают, – кивнул я.

– Тебе кто-нибудь сделал плохо? – Он схватил меня за руку.

– Целая куча народа. – Я спокойно посмотрел на него.

Он прикусил губу; Шум сделался еще печальнее.

– Я искал тебя. День и ночь. Шел за армией, потом обходил ее, бежал перед ней, выискивал слухи о мальчике и девочке, которые путешествуют одни. И вот он ты наконец, ты в порядке, и я знал, что это так и будет. Я знал.

Он вздохнул, и в этом было столько любви, столько печали, што я понял: он сейчас скажет правду.

– Но в Новом свете я для вас опасен. – Он обвел рукой кусты: мы в них прятались, прятались, как какие-нибудь воры. – Тебе придется пройти остаток пути одному.

– Но я не один, – машинально брякнул я.

Он улыбнулся, все так же печально.

– Нет, – сказал, – ты действительно не один.

Он огляделся, посмотрел сквозь листья туда, сюда, через реку на дом доктора Сноу.

– Ты болел? Я услышал твой Шум вчера утром: он шел вдоль реки и был весь такой лихорадочный и сонный. Я с тех пор тут тебя жду. Беспокоился, вдруг тебе реально плохо.

– Я болел. – Стыд начал заволакивать мой Шум, словно ползучий туман.

Бен внимательно посмотрел на меня:

– Что с тобой случилось, Тодд? – Он ласково погрузился в мой Шум, как всегда умел. – Что с тобой случилось?

Я открыл ему Шум, весь, с самого начала, как на Аарона напали кроки, и бегство через болото, Виолин корабль, как за нами гнался мэр верхом, мост, Хильди и Тэма, Фарбранч и все што там произошло, развилку на дороге, Уилфа и те штуки, которые пели здесь, мистера Прентисса-младшего и как Виола меня спасла.

И спакла.

И што я с ним сделал.

Я не мог поднять на него глаза.

– Тодд, – сказал Бен.

Я все так же таращился в землю.

– Тодд, – повторил он. – Посмотри на меня.

Его всегдашние синие глаза поймали мой взгляд и удержали.

– Мы все совершаем ошибки, Тодд. Все.

– Я убил… это, – сказал я и проглотил слюну. – Я убил его. Это был он.

– Ты действовал по тому, что знал. Ты делал то, что посчитал лучшим.

– И это меня извиняет?

Што-то было в его Шуме. Што-то важное, оно рвалось с привязи наружу.

– Бен, што такое?