Женщины Парижа

Однако Рене все это преодолела. Благодаря своему Ангелу она прошла через все трудности. Конечно, случались и промахи, и неудачи, и ссоры, и желание все послать к черту… Несколько перышек из крыльев Ангела они потеряли, не без этого. И все-таки вместе они со всем этим справились. После месяцев ожесточенных сражений их просьба по выделению Рене места во Дворце женщины была удовлетворена. И они вместе отпраздновали эту новость, угощаясь в кафе чудесными фрикадельками, любимым блюдом Рене.

Ну а третья ее жизнь началась тут, во Дворце. Когда Рене впервые сюда пришла, то с трудом держалась на ногах, Сальма тому свидетельница. Она заснула прямо в одном из кресел приемной, даже до того, как получила ключи от своей комнаты. Обессилевшая от усталости, она могла в любой момент лишиться чувств, иногда не закончив фразы, прямо посреди разговора. Целыми днями она могла спать на креслах в фойе, в прачечной или у подножия своей новой кровати, к которой никак не могла привыкнуть. Ей потребуется еще очень много времени, чтобы приучить себя ложиться в нормальную постель.



Конечно, битва за новую жизнь Рене еще не закончилась, но все же она здесь, и она жива. У нее есть крыша над головой. И больше никто не разбудит ее пинком, чтобы изнасиловать. В стенах Дворца она пытается вновь вернуть свое достоинство, которое давным-давно потеряла на уличной скамейке. Но ведь, как известно, уважение к себе вернуть труднее всего.



Она старается высоко держать голову. Всегда старается держать ее высоко. Таково жизненное кредо тетушки Рене.





Глава 23





Париж, 1926 г.


Просто безумие, что Пейроны умудрились его заполучить, да у них настоящий дар совершать невероятное!



В рядах Армии спасения всячески превозносили рвение и упорство обоих генералов. К началу весны 1926 года кампания по сбору средств для проекта Дома женщины в Париже была в самом разгаре. К 6 мая был собран и второй миллион.



В особняке приступили к отделочным работам. Бланш сама следила за тем, как они проводились. Ей очень нравилось ходить на стройку, где она старалась представить, как будет выглядеть особняк в обновленном виде.

Каждая комнатка размером девять квадратных метров будет оснащена умывальником с белой эмалированной раковиной, где будет холодная и горячая вода. Все стены заново выкрасят, и паркет натрут воском. В каждой квартире-студии будет кровать, шкаф с плечиками для одежды, этажеркой и ящиками, маленьким столом и одним стулом. В здании будут предусмотрены также два дортуара для вновь прибывших, каждый на двадцать пять коек. В зависимости от этажа комнатки будут выкрашены в разные цвета: голубой, зеленый, бежевый и серый. Помимо табличек на каждой двери в коридорах будут установлены панно в виде плана, чтобы жильцам было легче ориентироваться.

В общественных помещениях установят умывальные комнаты, там же расположится столовая, где сотни человек одновременно смогут принимать пищу. Кроме того, там будут зал для отдыха и библиотека, которую еще предстояло заполнить книгами, гимнастический зал, рукодельные мастерские, залы для собраний, а также переговорная, где будут происходить свидания и визиты. Террасы, расположенные на крыше здания, будут переоборудованы в места для отдыха и детские площадки, где обитательницы приюта смогут при необходимости оставлять детей под присмотром воспитательниц.



Бланш уже его видела, этот Дворец женщины: убежище для тех, с кем дурно обошлась жизнь, кого общество выбросило за борт. Это будет цитадель, где каждой будет принадлежать собственное, только ее, жилье — теплая, хорошо проветриваемая, обставленная удобной мебелью комната. Обитель мира и покоя.

Дворец для залечивания ран и возрождения к новой жизни.



Энтузиазм Бланш, между тем, заметно уменьшался каждый раз, стоило ей заглянуть в счета. Сбор денег продолжался, но все-таки этого было недостаточно. Суммы, в которые выливались на практике отделочные работы, оказались баснословными. Нужно было ломать старые перекрытия и ставить новые, переделывать балконы и перебирать полы, устанавливать на этажах умывальники, оборудовать кухни, налаживать центральное отопление и проводить электричество, перекрашивать тысячи квадратных метров стен и потолков. А ведь только полтора миллиона должно было уйти на то, чтобы уладить оформление сделки на покупку особняка. Не говоря уже о выплатах по кредиту, о которых тоже приходилось думать.



И тут впервые Бланш стали одолевать сомнения. Не слишком ли много она на себя взяла? Не подвело ли ее внутреннее чутье? Не проявила ли она себя чрезмерно тщеславной, ввязавшись в этот проект? Якобы действуя во благо нищих и обездоленных, не впала ли она на самом деле в грех гордыни и честолюбия? Она вообразила, что достаточно сильна, чтобы преодолеть все трудности и убедить весь мир, что ее проект имеет под собой достаточно прочный фундамент? Оправдается ли она перед лицом будущего? Или же просто вовлечет Армию спасения в бездонную долговую яму?

Бланш на время словно потеряла почву под ногами. В Эльзасе, где она должна была прочесть курс лекций, в конце одной из них она лишилась чувств. Несколько часов Бланш пролежала неподвижно, не в силах встать на ноги. Она вернулась в Париж еще более изнуренной, слабой и обескровленной, чем обычно.



Альбен не на шутку испугался. Его Бланш, всегда такая стойкая, гордая, нацеленная на победу, вдруг оказалась по-настоящему разбитой, сдалась усталости. Здоровье ее резко ухудшилось, кашель больше не позволял спать ночами. У нее вдруг заболело всё: зубы, горло; голову раздирали на части жестокие мигрени, мучил ишиас, сковывая движения.

Во время долгих бессонных ночей Бланш иногда поднималась с кровати, истерзанная болью, и ходила взад-вперед по квартире. Нет, она не имеет права упасть, только не теперь. Она думала о всех тех битвах, в которых ей приходилось сражаться, о тех войнах, через которые прошла с момента вступления в Армию спасения. И вот сегодня энергия ее покидает, а тело предает. Тогда она попыталась найти свое последнее прибежище в чтении, чтобы обрести в нем силу для продолжения борьбы. Она перечитала короткий рассказ «Смелость» Джеймса Мэтью Барри, автора историй о Питере Пэне, строки из которого сопровождали всю ее жизнь: Вас могут ждать годы славы, но лишь при одном условии, что вы будете стремиться к тому, чтобы они наступили. Будьте же всегда впереди, будьте мужественны. Она взывала к святой Терезе из Лизье[34], говорившей, что Господь наделил ее благодатью не испытывать страха перед борьбой.

И наконец, Бланш отыскала стихи Виктора Гюго, ее дорогого Виктора Гюго, чье вдохновение было так ей близко, что ее мгновенно наполнила его сила:

Живые — борются! А живы только те,

Чье сердце предано возвышенной мечте,

Кто, цель прекрасную поставив пред собою,

К вершинам доблести идут крутой тропою

И точно факел свой, в грядущее несут

Великую любовь или священный труд![35]






Бланш восхищалась этим великим человеком и цитировала его на всех конференциях. Его «Речь о нищете»[36] всегда была для нее образцом благородства и великодушия. Недавно она выбрала одно из его стихотворений, чтобы проиллюстрировать им страницы журнала «Вперед!».

Давайте, богачи! Ведь недалек

и ваш последний час.

Тогда на небесах за милосердие

найдет награда вас. […]



Давайте, богачи! Пусть нищий, ощутив

любовь и доброту,

У ледяного вашего порога стоя,

содрогаясь на ветру,

На праздничный ваш дом, теплом и светом

озаренный,

Посмотрит взором не завистливым,

не обозленным…[37]





С самого детства Бланш была ненасытной читательницей. Несмотря на все жизненные невзгоды, она никогда не переставала читать, черпая поддержку и вдохновение у любимых авторов. Увы, Виктора Гюго больше нет в живых, а голос самой Бланш медленно угасал…



Только Альбен, ее верный и преданный товарищ, соратник, сообщник, партнер, ее боевой друг, это он найдет слова поддержки, чтобы поднять ее на ноги. Они пообещали это друг другу, еще когда он учил ее кататься на велосипеде с огромным колесом. Если один упадет, второй тут же его подхватит. Так всегда поступают солдаты. Вдвоем вы всегда сильней. Один далеко не уйдет. И Бланш в этот момент вспомнила его слова.

Альбен не солгал ей. Рядом с ней он ни разу не дал слабины. «Любое препятствие — всего лишь камешек на дороге, — сказал он ей. — Сомнение — это обязательная часть пути. Тропа жизни редко бывает ровной, есть приятные моменты, но бывают и резкие опасные повороты, с камнями, колючками, песком, острыми обломками, а потом вдруг… взору открывается живописный луг, весь в цвету». Надо продолжать двигаться вперед, чего бы это ни стоило. «Ты — воительница, — сказал он ей однажды вечером. — А это значит — сражающийся ангел. Сила твоя огромна. И жизнь твоя оставит глубокий след на Земле».



На следующее утро Бланш уже встала на ноги. За ночь лихорадка прошла. Альбен хотел, чтобы она еще оставалась в постели, но жена только улыбнулась: «Не беспокойся, — сказала она. — У меня будет достаточно времени, чтобы подлечить бронхи перед следующей командировкой. Уж лучше умереть в борьбе, чем жить вдали от нее».

И Бланш вновь отправилась на свою войну, в той же самой униформе, которую всегда продолжала носить. Ее мечом была вера. Ну а поддержка и любовь Альбена были ее лучшими союзниками. Вместе они продолжат путь, на который когда-то вступили вместе. И даже если ли́ца их исхудали и поблекли, даже если походка стала чуть более шаткой и неуверенной, любовь по-прежнему была с ними.

И она-то и приведет их к вершине.





Глава 24





Париж, наши дни


Во Дворце царила мертвая тишина.

Солен мгновенно это почувствовала, стоило ей переступить порог: что-то случилось. Стойка приемной была пуста, все большое фойе — тоже. Охваченная мрачным предчувствием, она пошла к кабинетам служащих и стала стучать во все двери. Ей никто не отвечал. Наконец она дошла до зала собраний, где, как оказалось, находились все служащие и директриса. Навстречу ей вышла Сальма с красными, припухшими глазами.



— Синтия, — только и сказала она.